Critical Strike

– Думал! Может, нет его вовсе! Ты дневник дочитал?

– Не дочитал еще. Там запутано сильно.

– Вот то-то же. Как дочитаешь – тогда и думай, и решай.

Выпили еще самогона.

– Жезл этот с собой у тебя? – поинтересовался отец.

– С собой.

Я достал из рюкзака тряпичный сверток, развернул его и вынул Жезл Северного Сияния. Отец его рассмотрел, поводил над ним ладонью – проверял ауру.

– Шибко серьезная вещь. Разобраться надо, – сказал. – Сегодня ночью посижу, поговорю с духами, в астрал выйду. Ложись-ка ты спать, а к утру видно будет.

– Так девять еще только, пап.

– Ложись, ложись. Если черный сон приснился – значит, нечисто дело, духи злые над тобой вертятся. А сейчас после баньки очистился, у меня тут энергия хорошая, поспишь, окрепнешь, вот тогда и будешь свою философию разводить, а покамест ложись, сил набирайся. Вишь, выпил, уже и глаза у тебя слипаются.

Я отправился к лестнице на второй этаж. В сон после бани и выпивки и вправду клонило основательно.

– Степ! – крикнул мне вдогонку отец.

– А?

– Ты чего, серьезно, что ли, пиво по фэн-шуй расставлял?

– Да.

– И энергетики?

– Ну да.

Отец захохотал.

– Учиться тебе еще и учиться! Водку ставить надо. Или самогон. Я тебе одну бутылочку михалычевскую в дорогу дам, проверишь – работает отменно, если в правильную зону установить!

Простыня была белая, небо за окном – чистое, и заснул я быстро.

Так хорошо я уже давно не спал.

Нина

Она приехала через три дня после меня.

Я выпил чашку кофе на кухне, сонно забил трубку и направился к новому тотему огородника. Мне нравилось курить рядом с этим добродушным страшилой, сидя на маленьком бревнышке. Бесконечная долина отца, родная земля; раньше я часто видел радужный даль именно здесь. Этим летом к пурпуру фацелии присоединится рапсово-желтый, и я обязательно приеду, и обязательно вот так же сяду под пугало, и покурю, и на душе полегчает, разольется что-то сладкое, разноцветное, теплое и живое, и все в мире будет хорошо.

Чучело, словно бы в согласие моим мыслям, улыбалось: за ночь на его черном пустом лице откуда-то появился озорной зеленого цвета смайл. Так на моей памяти рисовал только один человек.

– Нина! – радостно закричал я, осматриваясь по сторонам. – Эээй, Нина!

Среди старых отцовских лип шевельнулось темное пятнышко, и я направился туда.

Нина сидела на маленькой табуретке и что-то черной краской рисовала в своем альбоме. Увидев меня, она отложила альбом и пошла навстречу. Мы крепко обняли друг друга. Она была выше меня и на четыре года старше.

– Ну пойдем в дом, расскажешь, что и как там у тебя!

– Иди чай ставь. Сейчас дорисую и приду, – улыбнулась Нина.

Когда я поставил чай, послышались шаги в прихожей: пришел отец. Привез из города целый мешок сладких ватрушек, которые Нина всегда жутко любила.

– Она ночью приехала, мы тебя не будили, – сказал отец. – Куда-то ушла уже… Небось, племянника Михалыча повстречала – там будь здоров парень! Загуляет с ним как пить дать!

– Рисует она, возле лип! – Я засмеялся. – Сейчас придет.

Нина изучает эволюционную психиатрию и социобиологию за границей. Пытается временами что-то объяснить мне – я слушаю, это достаточно интересно. Отцу она ничего не пытается объяснять, ей шаманские занятия не по душе, а отцу не особо нравится весь этот эволюционный подход и научный атеизм, однако в целом они ладят. Сближаясь до минимума, находясь на одной кухне или в комнате, они, конечно, вечно спорят и ссорятся, но я знаю: отец от души радуется, когда Нина защищает научную работу или публикуется в журнале, а Нина с улыбкой вспоминает колдовские занятия отца и его возню по хозяйству.

– Ватрушки! – объявил отец и протянул вошедшей Нине ватрушку. – Кризис, конечно, но это мы себе позволить можем.

Уселись за чай, Нина принялась рассказывать о загранице.

– Безработица страшная: устроиться работать почти невозможно. Один из главных банков страны национализировали…

– Так это и у нас так.

– Пап, не перебивай.

– Я и не перебиваю… Чаю еще налей.

– Ну вот. Часто время рабочее уменьшают, работать не дают. И хорошо еще, если просто так часы урежут. У меня одну подружку на месяц в неоплачиваемый отпуск отправили. У всех долги, все чего-то зашевелились, как будто вдруг сообразили, что кредитов до черта набрали.

– Это год Быка настал, – заметил я.

– По календарю инков, конец света вообще, если посчитать…

– Паап, – хором заныли мы с Ниной.

– Молчу, молчу.

– Что еще, – рассказывала Нина. – Еще я статью пишу о депрессии как стратегии выживания. Пытаюсь доказать, что депрессия – не патология, а скорее адаптационный механизм слабых особей. Но это вам, наверное, скучно слушать. Подрабатываю вот: одному мужику русский язык преподаю. Болела недавно – врачи там бесплатные, но очень бестолковые. В газетах и по новостям – террористы всякие, взрывают что-то постоянно…

– Видишь, это тебе высшие силы показывают: надо домой возвращаться, – сказал отец.

– Не хочу. Там возможностей больше.

Все замолчали, тема была больная. Я знал, что Нина не вернется, и отец на самом деле тоже это знал, но не хотел признавать и все никак не мог с этим смириться.