Cубъективный взгляд. Немецкая тетрадь. Испанская тетрадь. Английская тетрадь

– Евреи жили в Германии долго и вполне счастливо до прихода к власти Гитлера и нацистов. Настолько счастливо, что очень многие среди них никак не могли поверить в то, что над ними нависла смертельная опасность: они отказывались уезжать, а когда поняли, что к чему, было уже поздно. Так вот, – продолжал Грауманн, – так возник образ еврея-жертвы, еврея угнетенного, еврея, боящегося собственной тени. Для антисемита такой еврей – лакомый кусок. Выжившие немецкие евреи так и не смогли вырваться из лап этого страшного прошлого и в этом смысле оставались отличный целью для стрел антисемитов. Но произошла совершенно непредсказуемая и поразительная вещь: в Германию хлынул поток советских евреев. Это началось в семидесятых, но тогда это был ручеек; когда же пал железный занавес, ручеек стал широченной рекой. Но вы понимаете, это были другие евреи. Это были евреи-победители, а не евреи-жертвы, они не оглядывались с опаской, а шли прямо, высоко подняв голову. Они 9 мая выходят на улицу с орденами и флагом, они пляшут под аккордеон, они поют песни военных лет. Им ничего не страшно, и к ним не привяжется ни один антисемит.

Через несколько лет, когда я снимал фильм об Израиле и брал интервью у премьера Биньямина Нетаньяху, я спросил его, в какой степени алия из СССР и России изменила Израиль.

– Это невозможно даже представить себе, – ответил он. – Из-за них изменилась страна. Ведь Израиль был аграрной страной, без науки, без промышленности. А приехали люди необыкновенно образованные, с университетским образованием, математики, физики, не говоря о великолепных музыкантах, которые резко подняли культурный уровень страны.

Дальше он хитро улыбнулся и сказал:

– Так что ваша потеря оказалась нашим ценнейшим приобретением.

Есть над чем поразмышлять, не правда ли?

Бернхард Шлинк

Длинный, тощий, на первый взгляд аскет. Пока молчит, выражение лица донельзя печальное.

Бернхард Шлинк прославился своим романом «Чтец», который вышел в свет в 1995 году. Он был переведен на английский в 1997-м и оказался первой книгой немецкого автора, попавшей в список бестселлеров газеты «Нью-Йорк Таймс». Но подлинную популярность книга приобрела после выхода одноименного фильма, главные роли в котором сыграли Кейт Уинслет и Рейф Файнс. Это было в 2008 году.

До этого я книгу не читал, но фильм меня совершенно потряс, и когда встал вопрос о съемках документального кино о Германии, Бернхард Шлинк стоял чуть ли не первым в списке тех, кого я хотел интервьюировать.

Мы встретились в одном из классов университета, где он преподает юриспруденцию. Пожалуй, это было одно из лучших моих интервью. Вы можете представить себе мое огорчение – нет, не огорчение, а возмущенное разочарование, когда выяснилось, что из-за ошибки звукооператора интервью было записано с браком и не могло быть использовано.

К счастью, я записывал от руки некоторые высказывания Шлинка, которые, на мой взгляд, необыкновенно точны и помогают понять немцев. Вот некоторые из них:

«Мы, немцы, предпочитаем видеть себя гражданами мира или европейцами, а не немцами».

«Немцы все еще прикованы к своему прошлому, и это сильно влияет на то, как они относятся к Европе и к миру».

«Вплоть до сегодняшнего дня немецким детям приходится разбираться с тяжелыми картами, которые сдала им история».

«Для меня моя немецкость является гигантским грузом».

«Европейский кризис крайне мучителен для Германии, потому что этой стране удалось отступиться от себя путем ныряния в европейский проект. Развал этого проекта лишил бы немцев «бегства от себя».

«Есть желание спрятать свою немецкость, маскироваться в мире, который не является космополитичным».

Слушая Шлинка, я все время думал о том мучительном чувстве вины, которое так и не отступает и, собственно, объясняет то, что говорит Шлинк. Когда я начал снимать документальные ленты о разных странах, я придумал вопрос, который задавал абсолютно каждому, с кем встречался:

– Завершите, пожалуйста, следующее предложение: «Для меня быть (американцем, французом, итальянцем, немцем, израильтянином, англичанином, испанцем и т. д.) значит…»

В каждой стране хоть и отвечали по-разному, ни в одной не отрицали своей принадлежности к этой стране… кроме Германии. Не было ни одного человека, который бы ответил что-нибудь вроде «принадлежать к великой культуре», «гордиться своими достижениями в науке и философии» и так далее. В значительном большинстве случаев отвечали: «быть европейцем», «быть человеком мира». Быть немцем не хотел никто. Чувство вины. Чувство стыда.