—Пока меня интересует просто информация из легиона. Какие приказы ты получаешь? С кем контактируешь в процессе их выполнения? С каким результатом?
Сердце Распутина ухнуло вниз. “Ну вот оно и настало,” — тоскливо подумал он, представляя, как, в случае отказа, Дальберг канализирует результаты балканского расследования коллегам из Opus Dei с прогнозируемым для Григория результатом.
—Ты же имеешь свои связи с командованием легиона. Зачем тебе информация от капрала?
—О, Жорж! Ты не прав. Командование имеет информацию неполную и однобокую. Они видят карты и донесения. А мне нужны глаза и уши непосредственного участника боевых действий.
—Так нет никаких боевых действий.
—Это временно. Уже по весне вас отправят обратно на Балканы.
—Кость американцам — это Сербия?
—Да, и если они не подавятся, будет вторая и третья..
—Но это же драка дворовой компании со сборной по боксу! Погибнут тысячи мирных жителей!
—Бремя цивилизованного человека иногда требует жертв!… Что ты на меня так смотришь?
—Однажды я уже это слышал… У меня есть время подумать?
—Да, конечно. Буду ждать твоё решение в течении года. Могу предложить встретить следующее Рождество вместе, если созреешь к серьезному диалогу. Если нет, я это пойму без лишних слов…
“У меня есть целый год, “чтобы добежать до канадской границы”, - зло подумал Распутин, коротко кивнул и, не замечая протянутой руки Дальберга, вышел из библиотеки.
Иезуит спрятал ладонь за спину и улыбнулся кончиками губ. Его лицо, подсвеченное огнем камина, стало похоже на маску сатира. Он прошептал вслед удаляющимся шагам: «Oderint dum metuant» (*****)
Глава 18. 12 июня 1999 года. Косово
Под берцами противно скрипело битое стекло. Оно покрывало всю проезжую часть и тротуары, будто Санта-Клаус щедрой рукой вне сезона кинул на улицы сербского села блестящие на солнце крошки льда. По давно не ремонтированному, покрытому трещинами асфальту ветер тащил пакеты, обрывки газет и прочий мусор. В воздухе летали хлопья сажи. Ощутимо, до першения в горле, пахло горелым. Словно брошенные домашние животные, то там, то тут у обочин сиротливо стояли оставленные в спешке автомобили с открытыми нараспашку дверьми, разбитыми окнами и зеркалами. Слепо и безучастно таращились с перекрестков на непрошеных гостей погасшие светофоры. Покосившийся рекламный щит у дороги и врезавшийся в него на всём скаку крошечный Фиат усеяны пробоинами от кассетного боеприпаса, запрещенного ООН для применения кем угодно, кроме НАТО, и где угодно, кроме Сербии. Возле смятого колеса автомобильчика — изящная женская босоножка, а по тротуару протянулись кровавые следы — кто-то тащил подальше от машины раненого или убитого… Растения, щедро посыпанные пеплом, пожухли на некогда изумрудных газонах, склонились к земле. Всюду попадались поваленные деревья, перекрывавшие проход толстыми, шероховатыми стволами. Тишина. Лишь ветер по-разбойничьи свистел, гуляя внутри опустевших зданий, гоняя по улицам мусор и пыль…
Вслед за уходящей армией и полицией, сербы срочно покидали свои обжитые дома исконно сербского края. Целые сёла на территории Косово опустели. Их жители разделили участь многих тысяч беженцев. Уходили в спешке. Небрежно брошен приготовленный к полевым работам садовый инвентарь, на верёвках полощется так и не снятое бельё, в садах бродят куры, невесть как добывающие пропитание. Сербы отсюда не уезжали, не эвакуировались, они бежали, бросая нажитое добро, построенные своими руками жилища, возделанные участки. Так поступают люди только в одной ситуации, когда им угрожает смерть.