— Тут появляется первая странность, не замеченная вашим командованием. Почти 90 % времени вы работали на мусульманской линии разграничения и наколотили там почти три десятка аборигенов, а в редкие дни патрулирования сербской линии урон оказался почти нулевой… Мне даже интересно, чем же вам не угодил этот единственный сербский снайпер, которого вы ликвидировали?
— Мародерство, — коротко ответил Распутин, ставя ногу на первую ступеньку изящной дубовой лестницы.
— Допустим, — не стал спорить Петер. Почти два отделения санджакли, спецназа боснийских мусульман, вы тоже поймали на мародерстве?
— Именно так!
Ещё шаг, ещё одна ступенька. До второго этажа библиотеки их осталось не больше десятка.
— Но почему их обязательно надо было всех убивать? Может стоило просто арестовать и доставить в расположение?
— Как ты себе представляешь арест двумя легионерами двух десятков укуренных, обдолбанных и вооруженных до зубов уродов?
Ещё несколько шагов вверх. Удивительная лестница, совсем не новая, а ни одной трещинки в лакированном дереве, ни единого скрипа. Дальберг, увлеченный своими записями, не обращал никакого внимания на перемещения Распутина.
— Не спорю. Но может стоило взять в плен хотя бы их командира с адъютантом?…
— Они пытались прорваться, прикрываясь мирными жителями…
— Мирными сербами, ты хотел сказать?
— А какая разница?
— Для меня — никакой. Я вообще не различаю этих балканских туземцев. Но для вас, наверно, разница существует, вы же отказались сопровождать по сербскому анклаву автобус с мирными хорватами.
— Только потому, что у них под сиденьями находилось оружие и боеприпасы.
— А так ли важно, что у них было под сиденьями? Там ехали некомбатанты. Женщины, дети. Ты хочешь сказать, если бы в багаже вы нашли оливковые ветви, то согласились бы?
— Безусловно!
Последняя ступенька. До Дальберга осталось метра три, но между ними — письменный стол и кресло. Надо обходить.
— Вы не побоялись нарушить приказ командира американских «морских котиков»?
— Нет, я предложил ему разгрузить транспортное средство от посторонних вещей, и он сам отстранил меня от дальнейшей операции.
— Really? Какой-то прокол у меня с информацией… ОК. Ты не устал?
— Наоборот, только раззадорился, — натянуто улыбнулся Распутин и не спеша двинулся в сторону Дальберга, с деланным, наигранным интересом разглядывая корешки книг и легко касаясь обложек фолиантов.
— У Велебита, там, где сербы оказали упорное сопротивление, по команде американского главнокомандующего Роджера Коэна легион пропустил подкрепления хорватов и только на твоём блок-посту возникла досадная заминка, едва не приведшая к катастрофе хорватских штурмовых подразделений.
— В тот день с самого утра была отвратительная связь, поэтому я и потребовал письменный приказ…
— Допустим, но когда к сербам шло подкрепление…
— Я его тоже не пропустил…
— Да, всё верно. Но после разговора с тобой тет-а-тет командир сербского отряда провел своих людей по горам под носом вашего блок-поста и вы даже не соизволили сообщить об этом по команде.
— Ни я, ни другие легионеры ничего не видели. Зелёнка мешала!..
— Прекрасно!.. А что вы делали на сербской территории, аж в семи километрах от линии разграничения и вашей зоны ответственности?
— Преследовали сербского снайпера, повышали результативность работы…
— И конечно же, совершенно случайно наткнулись на охотников?
— Так ты называешь тех, кто, заплатив три тысячи долларов, приглашался для участия в сафари на людей?[13]
— На людей? Ты имеешь ввиду сербов?
— А «охотники» насиловали и убивали кого-то ещё? Может, немцев или французов?
— У нас разное представление… Впрочем, это неважно… Итак, вы уничтожили всех охотников до единого, двенадцать человек, не поинтересовавшись, кто перед вами…
— Они не представились — это раз, палить начали первыми — это два, мы защищались — это три…
— Да, читал я ваши рапорты… Но осмотр места происшествия говорит о грамотной засаде, а не о случайном боестолкновении… Наконец, контрольные выстрелы…, — Дальберг оглянулся через плечо на Распутина, оказавшегося позади и снисходительно улыбнулся, как делают это взрослые в ответ на оправдание школяра «варенье съел не я, а канарейка».
— Мне добавить нечего, — Распутин отвел глаза.
— Мне — тоже, — кивнул Дальберг, опять повернулся спиной к Григорию и закрыл блокнот, пряча записи во внутренний карман пиджака. — Остался всего один вопрос… Вы действовали самостоятельно или по чьему-то поручению?
Григорий шагнул вперед, сокращая дистанцию, положил левую кисть на гнутую спинку стула и чуть нагнул его, чтобы удобнее перехватить за ножку правой рукой.
— Это что-то меняет?
— Всё и кардинально! — ответил Дальберг. Не сделав ни одного движения и лишь втянув голову в плечи, он слегка подался вперед, будто разглядывая что-то на первом этаже.
— Мне очень хотелось бы спрятаться за чью-то спину, но нет, — отрезал Распутин, наклоняясь, чтобы поухватистее принять ножку стула.