Да благословит вас бог, мистер Розуотер, или Бисер перед свиньями

— Тут, в телефонной будке, большая наклейка, черная с желтым: «Не спешите расстаться с жизнью. Звоните в Фонд Розуотера». И номер вашего телефона.

Такие наклейки красовались во всех телефонных будках округа, а также на задних стеклах легковых в грузовых машин многих пожарников-добровольцев.

— Знаете, что здесь приписано снизу карандашом?

— Нет.

— «Элиот Розуотер — святой. Он одарит вас любовью и деньжатами. А предпочитаете лучший в Южной Индиане зад, звоните Мелиссе». И тут же номер ее телефона.

— Вы, видно, здесь чужой?

— Я везде чужой. Но вы-то все-таки кто? Из секты какой-нибудь?

— Вдвойне блаженный детерминист-баптист.

— Что?!

— Так я обычно отвечаю, когда меня выспрашивают, какой я веры. Такая секта в самом деле есть — и, вероятно, неплохая. Они практикуют омовение ног, а денег за это не берут. Я тоже мою себе ноги и денег не беру.

— Не понимаю, — сказал неизвестный.

— Да я просто даю вам понять, что нечего стесняться, нечего со мной умничать. Вы сами случайно не из этих «вдвойне блаженных»?

— Боже сохрани!

— А вообще-то их человек двести, и рано или поздно я на одного из них нарвусь. — Элиот отпил из стакана. — Подумать страшно, что тогда будет, однако никуда не денешься!

— Похоже, вы под мухой. Вроде только что хлебнули.

— Допустим, так и есть. А все же — чем мы можем вам помочь?

— Да кто вы такой, черт побери?

— Ку, правительство.

— Чего-чего?

— Правительство. Если я не церковь и все же стремлюсь удержать людей от самоубийства, выходит, я правительство. Так?

Неизвестный что-то пробормотал.

— Или же общественная слезоутиральня, — сказал Элиот.

— Вы что, шутите?

— Как знать! Не верите — проверьте.

— Может, вы себе такую потеху придумали — приманиваете своими наклейками людей, готовых с собой покончить.

— Вы-то готовы?

— А если и готов, так что?

— Я мог бы привести вам сногсшибательные доводы, что жить все-таки стоит. Но я этого не сделаю.

— А что сделаете?

— Попрошу вас сказать, за сколько — самое малое — вы согласитесь прожить еще неделю.

Ответа не было.

— Вы меня слышите? — спросил Элиот.

— Слышу.

— Если вы раздумали кончать с собой, то будьте добры — повесьте трубку. Этот телефон нужен не вам одному.

— Вас послушать — псих, да и только!

— Но кончать-то с собой собираетесь вы?

— А если я скажу, что и за миллион не соглашусь терпеть еще неделю?

— Я отвечу: ну и умирайте. Просите лучше тысячу.

— Идет, тысяча!

— Ну и умирайте. Спустите до сотни.

— Сто.

— Вот это другое дело. Заходите, поговорим.

Элиот назвал адрес своей конторы.

— Не пугайтесь собак у дома пожарной дружины. Они кусаются, только когда сирена воет.

* * *

Элиот сидел над громоздкой конторской книгой, которую обычно хранил под койкой. Книга была переплетена в тисненую черную кожу и содержала триста линованных страниц приятного зеленого цвета. Элиот звал ее своей «Книгой Страшного суда»[6]. С тех самых пор, как Фонд начал действовать в округе Розуотер, Элиот вписывал в нее имя каждого клиента, род его жалобы в принятые Фондом меры.

Она была исписана уже почти до конца, но разобраться в этих закорючках могли только Элиот и отвергшая его Сильвия. Сейчас Элиот вносил в книгу имя потенциального самоубийцы, того самого, что перед этим позвонил, затем явился к нему и только что отбыл с довольно хмурым видом, словно подозревал, что его не то надули, не то высмеяли, но почему и как — не мог взять в толк.

«Шерман Уэсли Литтл, — писал Элиот, — Инд., см. инстр. бзр. вет-2; ж. 3 д. ер-п., Р. п. 300 долл.». В расшифровке это означало, что Литтл был родом из Индианаполиса; накануне самоубийства; рабочий-инструментальщик; безработный, ветеран второй мировой войны; женат, трое ребятишек, у среднего — паралич; Элиот выдал Литтлу триста долларов Розуотеровского пособия.

Куда чаще, чем пометки о денежной помощи, в «Книге Страшного суда» встречалась запись АВ. Она означала совет, который Элиот давал клиентам, склонным вешать нос по всякому поводу или вообще без повода:

— Послушайте, что я вам скажу, голубчик, — примите-ка таблетку аспирина и запейте стаканом вина.

* * *

Черный телефон Элиота зазвонил снова.

— Фонд Розуотера. Чем мы можем вам помочь?

— Мистер Розуотер, — задыхаясь, сказала какая-то женщина. — Я… я Стелла Уэйкби. — Она тяжело дышала в ожидании ответа.

— Да ну! Привет! — тепло сказал Элиот. — Чудесно, что вы позвонили! Какая приятная неожиданность! — Он понятия не имел, кто такая Стелла Уэйкби.

— Мистер Розуотер… я… я никогда вас ни о чем не просила, верно?

— Верно, верно. Никогда.

— Многие беспокоят вас куда больше, а горестей у них куда меньше.

— Мне никто не в тягость. Правда, с некоторыми я встречаюсь чаще.

С Дианой Лун Ламперс, например, ему столько приходилось возиться, что он уже не отмечал в книге выплаченных Диане пособий.

Элиот сказал наудачу:

— Я часто думаю о тяжкой ноше, которую вы обречены вести.

— Ох, мистер Розуотер… если б вы только знали!.. — И она разразилась бурными рыданиями. — Мы всегда были за сенатора Розуотера, а не за Элиота Розуотера.

— Ну полно, полно.