Да будем мы прощены

– Тут самые крепкие орешки раскалываются, – говорит Питер, когда мы выходим из машины. – Если хотите, можем пойти слегка полазить.

При этих словах Джозайа и Копано вынимают из другой машины ледорубы, веревки, страховочные ремни для детей.

Меня одолевают желудочные спазмы, и я, извинившись, ухожу в лес. Испытываю приступ поноса, потом переползаю на другое место, и снова, и снова. К концу процесса я держусь за сук дерева, снятые штаны болтаются у меня на шее, а сам я поливаю ближайшие заросли беглым огнем.

– Эй, как вы? – окликает меня один из проводников через пару минут. – Смотрите там, чтобы никто в задницу не вцепился.

– Нормально, – отзываюсь я слабым голосом. Не потому, что это правда, а потому что тут ничего другого не скажешь. – А вы бы шли себе пока без меня.

– Мы поведем ребятишек пройтись, а к вам вернемся где-то через час, – говорит один из них. – Машину я не запираю, вода внутри. Не забудьте попить как следует, когда там закончите.

Возвращаются они сияющие.

– Это так здорово, мы в связке шли, залезали вон на ту здоровенную скалу! – говорит Рикардо.

– Там так красиво, у водопада, мне в лицо летели брызги, – подхватывает Эшли. – И я радугу видела, правда, здорово? Я же сегодня утром в деревне еще говорила «радуга», а там было…

– Мы их страховали надежно, как кошка котят за шкирку, – говорит Дирк, которого Рикардо теперь называет Диртик.

– А еще там трос провешен, и мы летели по нему над лесом, – добавляет Нейт, будто мне необходимо было это слышать. – Тебе лучше?

– Надеюсь, – говорю я, потому что, если честно, мне трудно себе представить, как бывает хуже.

– Похоже, что-то съели, – говорит Питер. – От зулусской кухни вполне можно концы отдать.

– Правда? – спрашивает Эшли.

– Ну, не совсем, – говорит Питер, чтобы она не волновалась.

Что-то в его тоне мне не нравится. Похоже, расизм.

День клонится к вечеру, когда мы прибываем в лагерь.

– Время пить чай, – говорит Дирк.

Нам показывают нашу палатку – навороченный шатер Лоуренса Аравийского. Это не «комната», скорее «дом» под навесом – с большой круговой верандой, с гостиной, устланной восточными коврами, с диванами, удобными креслами, чурбаками в качестве подножек, с лампами, с походным столом на случай, если надо писать письма, с ванной, где стоит огромная ванна на птичьих лапах с когтями, открывающаяся прямо в буш. Вазы со змейками Гамми и маленькие мягкие игрушки для детей. Двое черных слуг приносят чай, лимонад и печенье с начинкой из лимонного крема, и еще сандвичи с вареньем и арахисовым маслом. Не знаю, то ли тут всегда так делают, то ли София попросила о некотором особом отношении.

Мы отдыхаем примерно час, потом один из проводников приходит рассказать о поездке на сафари, которая ждет нас в сумерках. Снова напоминают правила: фото– и видеокамеры разрешены, громко не разговаривать, не кричать ни за что, потому что это может вызвать панический бег животных. Из машин не выходить, не пытаться кормить зверей и не подманивать их поближе, руки из машин не высовывать ни при каких обстоятельствах.

Я пью чай и беспокоюсь, что будет, если во время наблюдения за львиным ужином мне понадобится еще раз облегчиться. Думаю отказаться, но мысль о том, чтобы отослать детей в ночь с Питером и Дирком, просто не рассматривается.

* * *

Мы отдыхаем. Я раздаю детям пакеты для сафари, приготовленные Софией, фотоаппараты, шляпы с огромным металлическим значком: «Большая БМ Нейта».

Дирк мне приносит какой-то специальный напиток.

– От этого вам должно стать лучше.

– А что это?

– Гаторейд, – говорит он. – Держим для беременных дам.

Так и не понял, шутил он или нет, но мне становится лучше.

В машине с нами оказывается пожилая пара из Нидерландов.

– Всю жизнь об этом мечтал, – говорит муж. Жена, по-английски не говорящая, кивает. – Мой дед ездил много лет назад и привез домой шкуру слона.

– Он убил слона? – спрашивает Рикардо.

Человек гордо кивает. Все остальные молчат.

– Как вам известно, сафари фотографическое, – говорит Питер. – Стрелять будут только камеры.

Человек из Амстердама мрачно кивает, будто ему действительно хочется большего.

– Мы знаем, что в этой местности живет львиный прайд, там несколько самок, пара самцов и немножко львят нескольких месяцев от роду. – Машина замедляет ход, Питер переходит на шепот: – Вон там на той стороне дороги – свежие следы лап прайда. Они где-то рядом.

Вдруг один из черных показывает в сторону, и из кустов встает лев, за ним идут львица и несколько львят. Лев будто подкрадывается к кому-то, у него подергивается хвост.

– Этого льва я знаю, – говорит Питер.

Львы подходят ближе, и мы начинаем снимать львицу и львят, а потом приближается еще одна самка, и мы прослеживаем их до полянки, где несколько львов жуют что-то, слава богу, не опознаваемое – труп какой-то.

– Что они едят? – спрашивает человек из Амстердама.

– Антилопу, – отвечает Питер.

– А животные за оградой? – спрашиваю я. – Есть шанс столкнуться с диким львом на дороге?