Да будет воля моя

— Представьте себе сцену в театре. Это детский театр, и в нем играют актеры, на которых надеты яркие, бросающиеся в глаза маски. На одном представлении их видят только счастливые дети, которые знают и любят театр. Следующее шоу абсолютно идентично, только в этот раз публика состоит из травмированных детей, которые раньше в театре не были. А теперь представьте себе, как обе группы реагируют на представление и что они после этого рассказывают о нем.

Дерия понимает, к чему клонит Ханна. Первая группа, наверное, воспримет представление с восторгом, а вторая будет бояться артистов. Они будут видеть то же самое, но потом будут вспоминать о нем совершенно с противоположных точек зрения.

— Вы, Дерия, и есть эта публика, но у вас есть одна особенность. Вы в ходе представления меняете группу и превращаетесь из поклонника театра в травмированного ребенка. Вы видели представление с обеих точек зрения. Две картины, которые в ваших воспоминаниях накладываются друг на друга. Одна из них, вероятно, становится более доминирующей по сравнению с другой, но обе картины все еще существуют параллельно. Пусть их даже можно узнать по расплывшимся краям или неправильной тени.

— А если нет? — спрашивает Дерия. — Если там действительно нет нечетких изображений?

— Тогда что-то тут не так, — отвечает Ханна. — Принципиально не так.

На это Дерия не находит ответа. Она только может задать себе вопрос: возможно, те семьдесят евро, которые она платит Ханне за час консультации, могли бы найти и лучшее применение. Она могла бы сходить в театр. Может быть, вместе с Якобом.

— Вы никогда не заставляли его сталкиваться с этим, — неожиданно говорит Ханна. — Вашего Якоба. Вы никогда не спрашивали его, почему он бросил вас ни с того ни с сего.

Дерия хочет ответить, что у нее не было для этого возможности, но тут ей приходит на ум, что это, в общем-то, не соответствует действительности. Ей просто надо позвонить ему. Ее бросает в жар, и это она чувствует всей кожей. Так много возможных истин… А хочет ли она вообще знать правду?

Возможность поговорить с ним об этом представляется уже после обеда — Якоб сам звонит ей.

— Привет, Дерия, это Якоб. Я только что заметил, что мой холодильник пуст.

Она раздумывает, стоит ли ей пойти на риск и спросить его сразу о причинах того, давнего, отъезда, но она решает этого не делать. Какое значение имеет сегодня то, что было шестнадцать лет назад?

— Да, у меня тоже так бывает время от времени. Совершенно неожиданно холодильник оказывается пустым. Иногда у меня возникает подозрение, что у холодильников существует собственная система пищеварения.

— Это могло бы объяснить запах. Я списывал это на упаковку просроченного яичного салата, но…

— Ничего себе!

— Успокойся. Я не собираюсь его есть!

— Но хранишь его в холодильнике? Значит, это химический эксперимент?

— Совершенно точно. И эксперименты в кухне, естественно, объясняют, почему я не умею готовить.

— Понимаю. Как я могу тебе при этом помочь? Я тоже не отличаюсь особым умением в приготовлении пищи, если ты это имеешь в виду. И поэтому не решаюсь пригласить тебя в гости на ужин.

— Это замечательно. Тот, кто не умеет готовить, знает, где в городе самая лучшая пицца.

В этом что-то есть. Ей нравится сама мысль о том, что она еще раз сможет поужинать с Якобом.

— Ты помнишь тот киоск на углу Брауэрштрассе, где продают пиццу навынос?

— Неужели я мог его забыть? Скажи только, он еще существует?

— Конечно! Люди выстраиваются в очереди, чтобы купить там пиццу.

Она преувеличивает, но пицца там действительно вкусная, а маленький магазинчик расположен всего в трех минутах ходьбы от ее квартиры. Ей не хочется снова бегать по темному городу в одиночестве.

— Значит, тогда встретимся там? — предлагает Якоб. — В половине седьмого?

— Обязательно возьми с собой бумажные кухонные полотенца. Рулон.

— Рулон бумажных полотенец? Зачем столько?

— Ты что, уже совсем ничего не помнишь? Ладно, мы что-нибудь придумаем.

Через два часа Дерия стоит перед маленьким киоском и наблюдает за тем, как Якоб вспоминает о самом большом недостатке местной пиццы.

— Я совершенно забыл, сколько масла они тут используют, — стонет он и безуспешно борется с жирными каплями, которые так и норовят попасть на его одежду. Он сам виноват, не взял с собой бумажных полотенец, а ведь она предупреждала.

Дерия через стол подает ему бумажный носовой платок.

— Только хорошее растительное масло, — изображает она хриплый, похожий на звук напильника по металлу, голос постаревшей сгорбленной женщины, которая словно вросла ногами в этот киоск.

Дерия покупала у нее пиццу, когда была еще маленькой девочкой, и не может себе представить, чтобы кто-нибудь другой, кроме этой женщины, стоял за этим низеньким прилавком. Старуха не знает имени Дерии и не знает о ней ничего. Ничего, за исключением того факта, что она всегда заказывает у нее пиццу с помидорами, моцареллой и базиликом, а к ним еще и маленькую бутылку «Кола Лайт». Сегодня Дерия попросила у нее вино. Впервые в ее жизни.

— Вино? — переспросила женщина.

— Да, красное вино. Мы хотели бы красного вина к пицце.