Да будет воля моя

«Тебе тоже хорошего вечера. А зачем?» Лишь несколько секунд спустя появляется второе сообщение. «Ты не хочешь говорить о нем и могла бы просто сказать, что нет никаких оснований для беспокойства».

«Потому что я его знаю», — пишет Дерия.

«Конечно. Ты — единственная, кто его хорошо знает».

Дерьмо. Она могла бы подумать, что ее слова обидят Надин. Этого она не хотела.

«Извини, я не хотела ссориться», — пишет она, но сразу же все стирает. Это было бы неправдой. Понятно, она не хочет причинить боль Надин, и это правда. Но ссориться ей хочется. Что очень трудно не сделать с человеком, который все воспринимает как попытку его обидеть и в каждом слове критики видит нападение.

«Полиция только что стояла перед моей дверью, — пишет она. — Без предварительного предупреждения. Когда я хотела пойти в свою спальню с мужчиной». Такая степень откровенности должна быть достаточным подтверждением тому, что ее злость не направлена против Надин. Поймет ли она — это под вопросом. «Согласись, ты бы тоже рассердилась».

«Что за мужчина? — спрашивает Надин. А затем: — Ах, забудь это. Мне все равно. Свен действительно очень обеспокоен!!»

Сейчас Надин тоже начинает писать с этими проклятыми восклицательными знаками.

«Пусть не беспокоится, Роберт всегда делает то, что хочет».

«Но он никогда просто так не исчезает!»

«Нет, бывает и иначе. Это не первый раз». И он постоянно угрожал больше не вернуться. «Когда-нибудь я исчезну!» — Он много раз кричал ей это в лицо, чаще всего тогда, когда у него были неприятности в фирме: «Потом покрутитесь, посмотрите, как без меня будете расхлебывать свое дерьмо».

«Но он исчез без своей машины!»

Это действительно необычно. Роберт любит ездить на машине. Ему это намного приятнее, чем путешествие поездом или самолетом.

«Спросите о нем у его друзей в Берлине, в Берлин он всегда ездит на поезде». Несколько лет назад кто-то нацарапал ему на лакированной поверхности машины антифашистский знак. Кроме того, там слишком мало мест для парковки, соответствующих его вкусу.

«Мы уже спросили. До сих пор он никогда никуда не уезжал, по крайней мере, не предупредив Свена».

Это было бы интересной информацией, если бы это еще интересовало Дерию. Скорее всего, вся семья в прошлом многократно обманывала ее этим безобидным заявлением: «Мы тоже не знаем, где твой муж, дорогая невестка, но не беспокойся, он такой хороший! Он свяжется с тобой, как только отдохнет от своих неприятностей, в которых, без сомнения, виновата ты».

«Жаль, — думает она, — что я действительно не знаю, где он». Тогда она могла бы решить, будет ли она настолько добра, чтобы сообщить родственникам об этом. Или промолчать и заставить их всех мучиться. Она тихо вздыхает, по крайней мере Феликсу она могла бы сказать правду, и он не стал бы хранить ее в себе. Хорошо, что она и в самом деле ничего не знает.

Дерия откладывает мобильник в сторону и игнорирует тихий шум, с помощью которого телефон многократно пытается напомнить ей, что Надин не считает телефонный разговор оконченным. Дерия сердится, что Роберту снова удалось овладеть ее мыслями. Якоб ушел всего лишь час назад, на теле все еще остался его запах, губы все еще болят от его поцелуев, но все ее мысли заняты бывшим мужем. И это неправильно.

Внезапно ею овладевает усталость. На следующее утро в семь она должна стоять в кафе, но чувствует себя так, что ей нужно, как минимум, двенадцать часов сна подряд, но с другой стороны, она не может успокоиться, чтобы заснуть. Она решает сделать расслабляющий чай. Солнце понимает под этим лаванду или фенхель. Сама же она думает о черном чае с добавлением рома.

Одного взгляда достаточно, чтобы понять: тут что-то изменилось, но ей приходится потратить еще какое-то время, чтобы понять, в чем дело. На кухонном столе лежит смятый бумажный пакет, который она точно туда не клала. Она берет его в руки и разворачивает бумагу. Приблизительно тридцать страниц стандартного размера A4, твердая, плотная, ценная бумага. Письма? От Роберта или от ее преследователя, если это два разных человека? Ей становится плохо. Однако это не письма, нет. Это какой-то текст. По виду страницы он похож на то, как Дерия форматирует страницы своих книг. Тридцать строчек по шестьдесят знаков. Рукопись? Да, это пробный текст. Но речь идет не о распечатке на принтере… Кроме того, кажется, это написано на пишущей машинке. Дерии сразу бросается в глаза, что перед маленькой «р» каждый раз появляется маленький пробел, как будто буква на своем пути к бумаге где-то застревала. Или задумывалась.

«Ты, пугливая маленькая «р»», — думает она, и непонятно почему эти мысли кажутся ей милыми.

Бросив второй взгляд, она обнаруживает, что на первых страницах нет ни единого восклицательного знака.