Да что с тобой, Надюша

– Вы не представляете, каково это, когда вымышленные герои оживают и начинают жить своей жизнью, – успокаиваясь, всхлипнула Вера в последний раз, мечтательно глядя прямо перед собой, – мне очень хотелось посмотреть, как они сыграют, правильно ли поняли актеры их нрав. Хотя я и сама не всегда понимаю, как правильно, у меня очень самостоятельные герои. Бывает, сама не знаю, как поведет себя тот или иной персонаж, просто следую за ним, за его характером, и как-то само собой складывается сюжет. Писать пьесы – это настоящее наслаждение, но это занятие требует щепетильности, въедливости. Мне это по душе. Я думаю, что моя жизнь до этого как-то не задалась. Уже давно не девочка, а всё то же. Ни семьи, ни сверхкарьеры, так, полегонечку. Ни накоплений, ни путешествий, ни впечатлений, ни новых романов. Приелись. В юности всё казалось совсем не так, много проще. А потом что? Эти бесконечные жизненные квесты, преграды, горящие обручи, через которые постоянно нужно перепрыгивать. Постоянно. Сил уже не было никаких. Но тянула. Насколько могла, тянула. Старалась не споткнуться. И в один миг обрушилось. Ничего такого не произошло, никаких внешних событий не было. Просто в один момент всё перестало иметь значение, ничего никакой ценности не представляло. Просто чего-то ждала, ждала, ждала, но и сама толком не знала, чего именно, и не верила, что что-то может измениться в лучшую сторону. Будет то же самое: ежедневность, рутина, безысходность, однообразие. И чего ради? Казалось, терять нечего. Решила зажмуриться и прыгнуть. Но у самой смелости не хватило, так что высшие силы помогли, спихнули. И ощущение было таким, словно сбросили с моста в бурлящий поток. Словно до последнего была всё же слабенькая надежда, что спасут, подтянут, не сбросят, помогут. И дикий страх не выплыть, если всё-таки столкнут; панический страх, невероятный ужас. А потом всё-таки сбросили. И вот, оказавшись в холодной воде, вынырнув, чтобы отдышаться, испытала сначала шок, затем – приятное удивление, потому что уже произошло прощание с жизнью, и это – как бы второй шанс, а потом – радость. Невероятная радость при виде плывущего мимо бревна, которое подбросит к берегу. Так что – выжила, спаслась. Но нужно теперь пройти реабилитацию, и родственники бы не помешали. Желательно, живые. Чем мне смогут помочь мертвые? Мертвые бесполезны.

– О чем она говорит? – спросила Феодосия, удивленно посмотрев на Аллу. Алла в ответ с трудом доковыляла до кровати Веры, приложила ладонь к ее лбу и тут же нажала на кнопку вызова медсестры.

Вера продолжала говорить, глядя прямо перед собой, речь ее уже стала больше похожа на бессвязное бормотание:

– И вот как-то вечером, согревшись в постели, уняв посттравматическую дрожь после всех этих решений и увольнений, листая новостную ленту в соцсети, я неожиданно увидела фотографию папы, держащего кулаки в стойке, в своем старом свитере цвета хаки и кожаной парке, в бороде и шапочке. Невесть откуда выскочил. Должно быть, попал в объектив уличного фотографа, когда приезжал навестить меня и пошел шляться по городу. А потом фотографии слили в сеть. Ну еще бы, колоритный персонаж, как такого не сфотографировать. Небось, гордится собой. Из всех своих умерших родственников встретиться в соцсети с папой я ожидала меньше всего. Не сказать, что мы были близки, каждый жил своей жизнью. Но папа меня вырастил и воспитал, во мне его кровь, его гены. Я гадала, что же это могло значить, почему он попался мне на глаза именно теперь. Если это – привет с того света, подмигивание, поддержка, намек на участие в появлении спасительного бревна, тогда я тоже тебя люблю, папочка, и очень скучаю. Если насмешка: мол, ну что нахлебалась холодной воды, собака? Мало тебе, это за то, что памятник на могилу не поставила, – тогда – кто бы говорил, мать в могилу свел, скотина, квартиру просрал, по миру меня пустил; перетопчешься и без памятника, памятник ему.