Да воздастся вам..! или Плюс три

– Вот же! – воскликнула «моя Лада» с энтузиазмом, – у нургов ведь только тот, кто владеет сокровищем и является по-настоящему высокочтимым! Ну а второе значение можно не учитывать…

А Хлад, умник, согласно закивал ей своей блондинистой головой!

– Гыыы… – не выдержал я, оценивая это, мягко говоря, допущение, – Хлад ван Ант и Антон Хладов, Эстелла Тиорская и Изабелла Тирская, и я! Ага! Сергей Старыгин и Ррург грон Армитарр! Ну совсем одно и то же! Ладно, Бог с вами! Раз считаете, что это то самое, ну пусть так оно и будет. Авторитетным решением объявляю, что отныне «высокочтимый» и «владеющий сокровищем» – это одно и то же!

На самом деле, мне ужасно хотелось сказать, что «не учитывать» вполне можно было бы и первое значение, но тема мне откровенно надоела, да и расстраивать эльвиечку не хотелось. Ну назвал же я самочинно местный лопух лопухом? Так себе аналогия, но по сути-то верно?

Поэтому, чтобы уйти с наскучившей темы, которая, похоже, решения либо вовсе не имела, либо у нас не хватало для этого информации, я, не без некоторого сожаления, слегка переместив эльфиечку так, чтобы она могла облокотиться о дверной косяк, а заодно и не напрягать меня своей близостью к моему гульфику: видеть-то ничего не видно, но она же не глупышка-девственница и вполне способна нечто почувствовать… Освободив таким образом себе руки, я снова принялся перебирать струны талитара, выбирая что-нибудь подходящее под настроение.

Однако, на удивление, но душа не отзывалась ни на одно из моих предложения и просила чего-то еще… Я совсем уж было решил, что на этот раз нужно искать у других авторов, но вдруг в сердце поскреблась одна из поздних и малоизвестных… И, глядя в глаза женщине своей мечты, я ударил по струнам…

Какой был бал! Накал движенья, звука, нервов! Сердца стучали на три счёта вместо двух. К тому же дамы приглашали кавалеров На белый вальс традиционный – и захватывало дух.

Ты сам, хотя танцуешь с горем пополам, Давно решился пригласить её одну, Но вечно надо отлучаться по делам, Спешить на помощь, собираться на войну.

И вот, всё ближе, всё реальней становясь, Она, к которой подойти намеревался, Идёт сама, чтоб пригласить тебя на вальс, – И кровь в виски твои стучится в ритме вальса.

Ты внешне спокоен средь шумного бала, Но тень за тобою тебя выдавала – Металась, ломалась она в зыбком свете свечей. И бережно держа, и бешено кружа, Ты мог бы провести её по лезвию ножа… Не стой же ты руки сложа сам не свой и – ничей!

Был белый вальс – конец сомненьям маловеров И завершенье юных снов, забав, утех. Сегодня дамы приглашали кавалеров Не потому, не потому, что мало храбрости у тех.

Возведены на время бала в званье дам, И кружит головы нам вальс, как в старину. Но вечно надо отлучаться по делам, Спешить на помощь, собираться на войну.

Белее снега, белый вальс, кружись, кружись, Чтоб снегопад подольше не прервался! Она пришла, чтоб пригласить тебя на жизнь, И ты был бел – бледнее стен, белее вальса.

Ты внешне спокоен средь шумного бала, Но тень за тобою тебя выдавала – Металась, дрожала, ломалась она в зыбком свете свечей. И бережно держа, и бешено кружа, Ты мог бы провести её по лезвию ножа… Не стой же ты руки сложа сам не свой и – ничей!

Где б ни был бал – в лицее, в Доме офицеров, В дворцовой зале, в школе – как тебе везло! В России дамы приглашали кавалеров Во все века на белый вальс, и было всё белым-бело.

Потупив взоры, не смотря по сторонам, Через отчаянье, молчанье, тишину, Спешили женщины прийти на помощь нам. Их бальный зал – величиной во всю страну.

Куда б ни бросило тебя, где бы ни исчез, Припомни вальс: как был ты бел – и улыбнёшься. Век будут ждать тебя – и с моря, и с небес – И пригласят на белый вальс, когда вернёшься.

Я сделал проигрыш, еще раз попытался проникнуть в тайну, которую хранили изумительные глаза моей эльфиечки, влажные от набежавших, но не выкатившихся слез и… рискнул! Прости меня, Володя, за своеволие, но кому как не тебе понять любящее сердце?! И в сторожевой башне зазвучал еще один куплет…

Я внешне спокоен средь шумного бала, Но тень за спиною меня выдавала – Металась, дрожала, ломалась она в зыбком свете свечей. И бережно держа, и бешено кружа, Я мог бы провести тебя по лезвию ножа… Но стою, как дурак, робко руки сложа, сам не свой и – ничей! И – ничей?!

Я пел, я смотрел в глаза женщине своей мечты, не скрою – с некоторым страхом, но не видел там того, чего стоило бы опасаться любому мужчине, а особенно мне, как нургу: ей не было смешно или неловко от сочетания любовной лирики матушки-Земли и моего зеленокожего лица с массивной челюстью, в которой прятались клыки. А ведь именно смех убивает намного быстрее и безжалостнее, чем абсолютно любое другое чувство! И женщина никогда не полюбит того, кого она стыдится…