Да здравствует фикус! Дочь священника (сборник)

Гордон отогнул страницу «Прелестей Лондона», в чернильном хаосе мелькнула лихорадочно записанная строчка. Сердце сжалось. Кое-что было вроде не совсем ужасно. Если б только когда-нибудь закончить! Столько вбито сюда и разом малодушно выкинуть? Оставить? Спрятать, урывками потихоньку работать, пытаться довести? Что-то, может, и выйдет.

Ну нет! Не виляй! Сдаваться, так сдаваться.

Он сложил пачку пополам и пропихнул сквозь решетку. Шлепнувшись, хлюпнув, рукопись исчезла под водой.

Vicisti, ficus! Ликуй, Фикус, ты победил!

12

У выхода из бюро регистрации Равелстон начал прощаться, но они ничего и слышать не хотели, настояли вместе позавтракать. Однако уж не в «Модильяни» – в одном из милых ресторанчиков Сохо, где замечательно кормят «четыре блюда за полкроны» и где их угостили чесночной колбасой, бифштексом с жареной картошкой, слегка водянистым сладким пудингом, а также красным «Мэдок-экстра», бутылка за три шиллинга.

Гостем на свадьбе был один Равелстон (роль второго свидетеля исполнил кроткий беззубый старикан, карауливший возле бюро, вознагражденный парой шиллингов). Джулия не смогла покинуть рабочий пост в кафе. Самим молодоженам удалось задолго, под разными предлогами, отпроситься со службы на денек. За исключением Джулии и Равелстона никто о регистрации не знал. Розмари собиралась еще месяца два поработать, родным же пока ничего не сообщала, чтобы не вынуждать бесчисленных сестер и братьев тратиться на подарки. Воображая некий торжественный ритуал, Гордон вначале хотел даже венчаться в церкви, однако Розмари строго пресекла полет его фантазии.

Уже второй месяц Гордон трудился в «Альбионе». Определили ему недельные четыре фунта десять шиллингов. Как только Розмари уволится, станет, конечно, туговато. Но затеплились надежды на повышение в будущем году. Да и родители Розмари, надо полагать, подкинут деньжат по случаю рождения внука (внучки).

Бывший шеф Гордона, мистер Клу, недавно уволился, место его занял мистер Уорнер, канадец с пятилетним опытом работы в нью-йоркской рекламной фирме. Новый шеф был кипучим энтузиастом; впрочем, довольно симпатичным. Сейчас для них с Гордоном наступило горячее времечко. Покорив страну дезодорантом «Апрельская роса», «Царица гигиены и красоты» замыслила теперь бросить на рынок зубной эликсир, устраняющий запах изо рта. Образ заставил текстовиков изрядно поломать голову и уже почти сложился, когда у руководства «Царицы гигиены» блеснула новая идея – а запах от потных ног? Непаханое поле с широчайшей, гигантской перспективой! Требовался некий убойный слоган, нечто на уровне «чуда ночного голодания»; что-то, вонзавшееся в мозг отравленной стрелой. Три дня мистер Уорнер просидел, мрачно, сосредоточенно уставясь в одну точку, а затем выдал гениальное «По-По». Сокращенное «порный пот», так кратко и так властно – наповал! Узнавшему, что означает «По-По», уже нельзя было взглянуть на эти буквы без виноватой дрожи. Правда, Гордон забеспокоился, не обнаружив в словарях прилагательного «порный», но мистер Уорнер отмахнулся: «Есть – нет, хрен с ним, сожрут!» Ну а «Царица гигиены», естественно, пришла в восторг.

Денег не пожалели. По всей территории Британских островов огромные рекламные щиты теперь мощно вбивали в головы «По-По». Везде лишь жесткая шрифтовая лапидарность:

«По-По»

Как с этим у

ТЕБЯ?

* * *

Одна фраза, и никаких картинок, никаких пояснений. К этому времени любой в Англии знал, что такое «По-По». Мистер Уорнер намечал сюжеты, стиль оформления, а Гордон писал конкретные тексты для газет и журналов. Горестные истории, романы в сотню слов о девушках, стареющих без женихов, о безнадежно одиноких холостяках, о страдалицах, не имеющих денег на ежедневную новую пару чулок и потому обреченных увидеть мужа в объятиях «другой женщины». Сочинял Гордон прекрасно, лучше, чем что-либо когда-либо. Мистер Уорнер на каждом совещании хвалил его. В умении писать сжато и выразительно сказались годы упорных трудов Гордона над словом. Так что муки за право стать «писателем» все-таки не пропали даром.

После свадебного завтрака, простившись с Равелстоном, они сели в такси – машину до ресторана брал Равелстон, поэтому решились позволить себе и обратно на авто. Слегка разомлевшие от вина, ехали, любовались в окно солнечным пыльным маем. Голова Розмари лежала на плече Гордона, его рука играла тоненьким обручальным колечком на ее пальце (конечно, позолота, цена пять шиллингов, но вид просто отличный).

– Не забыть снять кольцо завтра перед работой, – напомнила себе Розмари.

– Надо же, впрямь женаты! Все, супруги навек, «пока смерть не разлучит вас».

– Даже страшновато, да?

– Ну, справимся как-нибудь. Заведем свой домик, с колыбелькой, с фикусом.

Он приподнял, поцеловал ее лицо. Сегодня она впервые чуточку и не слишком удачно подкрасилась. Вообще, лица молодоженов на ярком свету юностью не сияли. Милые морщинки у Розмари, борозды на щеках Гордона, ей явно под тридцать, а ему с виду так все тридцать пять.

Но свои три белые волосинки Розмари накануне вырвала.

– Ты меня любишь? – спросил он.