Да здравствует катарсис!

Больше не хотелось ни о чём разговаривать. Тишина повисла в воздухе. Зина поднялась, помялась, налила стакан воды, запрокинула руку, как заядлый алкаш, и, опустошив стакан, резко поставила его на стол. Он громко брякнул. От неожиданности я подпрыгнула на стуле.

– Ну, – сказала она, – я пошла.

В этот момент она была похожа на волка из мультика, который пришёл в гости к хозяйскому псу и всё норовил спеть после выпитого и съеденного. Образ нарисовался так отчётливо, что в этот момент приступ смеха стал накатывать откуда-то из живота.

"Ох уж эти крендельки", – промелькнуло в голове снова.

Зина сначала вытаращила на меня свои глаза, затем стала переминаться с ноги на ногу, затем махнула рукой – типа была не была, и снова стала моститься на стул, при этом с осторожностью поглядывая на меня, соображая, не тронулась ли я головой. Я вдруг почувствовала, о чём она думает и ответила ей вслух:

– Она тронулась ещё тогда, когда я устроилась в эту шарашкину контору. А сейчас все отлично, – старалась выговорить я, держась за живот и содрогаясь в конвульсиях от смеха.

Она – это моя голова, которая лёгких путей не искала и вечно попадала в какие-то мелкие или не очень передряги.

Зина расслабилась и закатилась заливистым смехом: её живот и грудь пятого размера содрогались, как вулкан при извержении. От этого мне становилось ещё смешнее, и я перешла на что-то, находящееся между свистом и стоном.