Да здравствует случай!

Одного меня посылали, а вернее, пускали в Италию неохотно даже после того, как из многолетнего состояния «невыездного» я был переведен в «выездные». Поэтому я никогда не отказывался от скромной роли переводчика писательских делегаций, отправлявшихся (отправляемых) в страну, чьей литературой я занимаюсь. С «компанией» иногда везло больше, иногда меньше, общий список, если б я его вел, получился бы довольно длинным, назову - для характеристики причудливости калейдоскопа - несколько имен: Маргарита Иосифовна Алигер, Николай Сергеевич Атаров, Александр Трифонович Твардовский, Алексей Александрович Сурков, Мустай Карим, Расул Гамзатов, Чингиз Айтматов, Владимир Николаевич Орлов, Борис Сергеевич Рюриков, Давид Кугультинов, Владимир Соколов, Григол Абашидзе, Иосиф Нонешвили, Сергей Алексеевич Баруздин, Николай Трофимович Федоренко, Игорь Петрович Золотусский. Бывая в разные годы в Венеции, я непременно находил возможность повидаться со Страдой, хотя понятно, что мои визиты к «антисоветчику» были нелегальными и отличались краткостью. Витторио и его жена Клара всё прекрасно понимали и, зная, чем я рискую, не задерживали меня, услышав: «Ну, мне пора». Мы продолжали посылать друг другу поздравительные открытки к Новому году, и на открытках из Венеции по соображениям конспирации никогда не значились фамилия и адрес отправителя.

Я не был единственным homo sovieticus

, кто встречался в те нешуточные времена с Витторио. Я давал его телефон надежным знакомым, и они потом, вернувшись из Италии, привозили мне привет от него и от Клары.

* * *

В 1966 году Страду осчастливил своим вниманием Всеволод Кочетов, отплативший ему за щедрое хлебосольство пасквилем-однодневкой «Чего же ты хочешь?». Гнусную эту историю мне никогда не забыть по одной простой причине: я чуть не оказался ее пассивным участником. Дело в том, что у отдела ЦК партии, ведавшего выездами граждан за пределы родного отечества, возникли ко мне (явно с подачи другой могущественной организации) серьезные претензии, и тогда добрые люди в руководстве Иностранной комиссии Союза писателей уговорили меня поехать в Италию с Кочетовым в роли его переводчика: дескать, соглашайся, он член ЦК, он тебя «пробьет». Понимая, что определение «добрые люди» в сочетании с Иностранной комиссией Союза писателей СССР вызовет саркастическую улыбку не у одного из читающих эти строки, я настойчиво это определение повторяю: именно «добрые люди». Я растерялся. Мне было прекрасно известно, кто такой Кочетов и каким журналом он руководит (его «Октябрь» постоянно нападал на «Новый мир» и травил Твардовского). Однако все мои друзья, знавшие это не хуже моего и, мягко говоря, не разделявшие кочетовских взглядов, настоятельно советовали не отказываться от поездки, а те, кто бывал с Кочетовым за границей, уверяли, что на бытовом уровне несовместимости с ним у меня не будет. Человек слаб - и я согласился… Каюсь. И никогда бы мне не отмыться перед Витторио и Кларой, перед самим собой, если бы не вмешательство Случая.

А спасительный Случай за считанные дни до пресловутой поездки возник на пороге Союза писателей в лице почтальона, который принес телеграмму о присуждении мне Премии Юбилейного Дантовского комитета за переводы лирики Данте. Вручение премии должно было состояться во Флоренции, куда я и отправился вскоре - в какой-то степени с легкой руки Кочетова, уже успевшего «пробить» меня на доступном ему уровне. А на мое счастье, те же добрые люди в Иностранной комиссии решили, что несолидно новоиспеченному лауреату в свежем еще лавровом венке состоять переводчиком даже при таком большом человеке, как Всеволод Анисимович Кочетов.

Да здравствует Случай!