Dagome iudex: трилогия

— О Господин! — воскликнул Авданец. — Никогда не будем мы сражаться на молотах, ибо мог бы я, даже не желая того, слишком сильно ушибить тебе голову!

Даго не обратил внимания на эту лесть и добавил:

— Слишком мало мы знаем, чтобы вступать в сражение с мардами. Но знаем достаточно, чтобы против них выступить. Надеюсь, что много дополнительных сведений пришлет нам королева Айтвар. Но вы сами теперь убедились, насколько важно знание о людях. Посему, Херим, нарекаю тебя старостой моей канцелярии, где должны быть собраны все сведения и известия из мира, полученные от купцов и пленных. Записывай их рассказы на дощечках, покрытых воском. Пускай воевода Палука отберет из моей армии тех воинов, что пригодны для разведки и владеют языками иных народов — из них и будет создана канцелярия Херима. За каждое известие, Херим, плати серебром или золотом, ибо знания стоят того. Еще хочу я знать, что происходит при дворе Хельгунды, у Повалов и Лебедей, в краю вислян и в граде Каррадонон, у лендзян и других кровных нам народов. И пошли соглядатаев к князю Гедану.

— А скажи-ка, Пестователь, — спросил Авданец, — почему перед тем, как отправиться на мардов, мы вначале не расправимся с Хельгундой?

— Мы не сможем этого, ибо нет у нас золота, которое открыло бы нам ворота крепостей непреодолимой мощи: Гнезда, Познании и Крушвиц. Если мы победим мардов, при известии об этом армия наша увеличится, к нам присоединятся сотни лестков и правых людей. Вот тогда-то и откроются пред нами врата городов. Запомните: мы создадим державу вольных людей, а это означает, что на самом верху будут стоять повелитель с его воеводами. Ниже будут стоять воины со своими родами, а еще ниже — люди, работающие на повелителя, воевод и воинов.

Сжигающий Куи гнев заставил его сказать:

— Чем же, в таком случае, станем отличаться мы от Хельгунды и ее старост?

И вновь Даго сжал рукоять меча.

— Мы построим новый порядок. Пестователь, Куи, это тебе не князь. Нас вознесут наверх свободные люди. Это мы станем стражами свободы лестков. Но так же, как и в природе существует порядок, что после зимы приходит весна, а после нее — лето и осень, таким же должен быть порядок и в мире людей. Когда все говорят одновременно, никто ничего не слышит. Поэтому я, Пестователь Даго, буду говорить от имени всех.

Авданец поцеловал край белого плаща Даго.

— Истина, Пестователь, сказанное тобой о порядке. Истина и то, что если все говорят сразу, то никого не слышно.

Внезапно Палука представил себя, стоящего рядом с троном, на котором сидит Даго. Еще подумал он о своих сородичах, которым Даго подарил какую-то крупную крепость. Не хотелось ему быть хуже Авданца. Он тоже взял край белого плаща Даго и поцеловал его.

— Люблю тебя, Пестователь, ибо любишь ты волю народную. Воистину верны слова твои, что когда все хотят говорить, никого не слыхать. Говорить и приказывать может только один.

Куи же почувствовал себя одиноким и вроде бы побитым. Какая же сила таилась в Даго, что немилость его была настолько болезненной? Зачем столько говорить о любящем свободу народе, раз из отряда лестков, которых он лично привел в селение Палуки, уже семеро уехало, чтобы жнивовать? Они позабыли о защите собственной свободы. Ведь на самом деле защищал ее Даго и они, прибывшие с повелителем сюда… Он покорно склонился и тоже поцеловали край белого плаща. — Все сделаю, чтобы вновь милость твоя была на мне, — шепнул Куи.

Херим же обратился к Даго со словами жалобы:

— С самого начала ты, господин, знал, что Зифик — это женщина, но не выдал мне этого ни единым словом или жестом. С самого начала, господин, чувствовал я, как возникает во мне к Зифике какое-то большое вожделение, но из-за молчания твоего считал я, будто это всего лишь мерзкое влечение мужчины к мужчине. Я радуюсь, что Зифика убила воина Куи, и что, может быть, вновь увижу я это преудивительнейшее существо. Как и все остальные, опасаюсь я Диких Женщин, но если все они такие как Зифика, пойду я с тобою против мардов и уговорю сделать то же самое и лестков, как сделали это уже Авданец с Палукой.

Усмехнулся Даго и сказал:

— Высоко вознес тебя я, Херим, равно как и Палууку с Авданцем. Ибо не тот трус и слабый душой, кто боится и не может удержать в руке тяжелый меч, но тот, кто не может преодолеть собственной трусости. Только не считай, будто Зифика ответит взаимностью на чувства твои и желания. Ничто не может поменять натуры Дикой Женщины.

Почему же позабыл он впоследствии слова эти и столько несчастий навлек на край свой?

После коротких заморозков пришла пора тепла. Меж деревьями в пуще стелились туманы, солнце светило как бы сквозь паутину, высвечивая голые ветви. И лишь там, где росли сосны и лиственницы, все еще было зеленым, хотя и там толстым ковром серели иглы.