Дай! Дай! Дай!

Что же, теперь понятно, почему старушка и другие в поселке сочли Цыплакова, тогда еще Паршавина, мертвым. Действительно, на взгляд этих простых людей, было просто невозможно, чтобы живой человек так себя повел. Не пришел бы на похороны молодой жены и не озаботился бы судьбой двух дочек-малюток. Но подруги-то знали, что Цыплаков жив. Что же заставило его повести себя подобным образом?

И еще! Именно после смерти Матрены у Цыплакова, то есть Паршавина, появились огромные деньги, позволившие ему перебраться в центр Питера и зажить в свое удовольствие. Так не связаны ли эти два обстоятельства между собой? Смерть Матрены и неожиданное богатство ее мужа!

– Бабушка, а как наша мама умерла?

– Неужто не помните?

– Нет.

– И воспитательницы в детском доме вам не рассказывали?

– Сказали только, что мама наша умерла. И папа вроде бы тоже. Из всей родни осталась у нас одна бабушка, да и та ходить не может, поэтому к нам и не приезжает.

– В принципе верно все сказали, – вздохнула старуха. – Да и откуда им было знать, что с матерью вашей на самом деле случилось. Так что винить их нечего.

– Мы и не виним.

– Ну, а коли в самом деле хотите узнать, что с Матреной случилось, так слушайте.

Начала свой рассказ старушка издалека. По ее словам, Матрена с детства росла непослушной девчонкой. Отца своего она не знала, так что приструнить ленивицу было некому. Учиться Матрена толком не хотела, впрочем, и школы хорошей в поселке не было. Подрастающее в поселке торфяников поколение готовилось к той же карьере, что и их родители. Работа на торфоразработках. А там знание истории и высшей математики было не нужно.

Вот Матрена и не усердствовала. Она загодя знала, что ни в какое училище или тем более институт поступать не будет. Останется в родном поселке, будет работать на торфяниках. И очень скоро получит комнату, а там и квартиру.

– В те времена у нас иначе в поселке все было. В бытовом плане мы все были хорошо обустроены. И школа у нас имелась. И больничка. И клуб исправно функционировал. Да и зарплаты у нас были повыше, чем в других местах. Ударник производства мог и по триста, по четыреста рублей в месяц приносить в дом. И кабы не водка…

Пили в поселке торфяников и в те времена тоже. И даже еще больше, ведь денег у людей было достаточно, а фантазии, как их потратить, не особо. На курорты никто не рвался. Поглядеть на мир тоже. Любопытным вполне хватало «Клуба путешественников». О том, что можно потратить свою зарплату на то, что даром показывают по телеку, никто даже и думать не хотел.

Люди были вполне довольны и своей жизнью, и нехитрыми развлечениями, которые позволяли себе. Клуб по субботам. Кино, танцы и обязательная драка после них. В воскресенье все отсыпались. А с понедельника начиналась новая трудовая неделя, когда было уже не до развлечений. Ведь за свои триста рублей люди упахивались так, что, приходя после смены домой, падали без сил на кровати. И отдыхали, опять же в обнимку с бутылкой.

– Мать ваша тоже выпить любила. И откуда в ней эта страсть взялась? Я-то сама не большая охотница до выпивки, а Матрена в этом прямо удержу не знала.

– А отец?

– Батька ваш? Нет. Тот нет. Говорю же, у него другая страсть была.

– Какая?

– Играл он. В карты, в домино, во что угодно. Но обязательно на деньги, чтобы азарт был. Наши-то мужики не особенно в таком развлечении любили участвовать. Вот и приходилось вашему отцу в город мотаться. Там у него своя компания была. Кстати, вот они. Двое его дружков закадычных. Оба на свадьбу явились. Ничего не скажу, подарки хорошие подарили. По тем временем люди деньги на свадьбу редко дарили, все больше подарками. Так они телевизор цветной из города приволокли. Огромный! Тяжеленный! И как доперли, ведь не на машине везли, на электричке.

Старушка говорила и говорила, а между тем Мариша заметила, что с Риткой творится что-то неладное. Она уставилась на старые свадебные фотографии и задышала так часто, что Мариша даже испугалась за нее.

– Что с тобой? – прошептала она на ухо подруге.

– Потом объясню, – тоже шепотом отозвалась Рита. – Нехорошо мне что-то. Душно.

А вслух она спросила следующее:

– Бабушка, а кто же эти люди? Вот эти двое?

– Так я вам о них и рассказываю! Дружки это вашего батьки. Городские.

– А как их звали, вы не помните?

– Откуда мне помнить. Я их всего несколько раз и видела. На свадьбе, да потом еще приезжали. Ох! Как раз в тот день, когда ваша мать погибла, они ведь тоже тут были. Они и батьку вашего искали. А потом в город уехали, и ни слуху о них больше не было, ни духу.

– А звали-то их как?

– Одного вроде бы Волей. А второго Толей. Да! Точно, Воля, Толя и батька ваш – Коля. Я еще смеялась тогда, больно имена похожи.

– А кто из них Воля, а кто Толя?

– Вот Воля – Вольдемар, – ткнула пальцем старуха в невысокого коренастого крепыша. А это – Толя.

И ее палец остановился на втором молодом человеке с приятным и улыбчивым лицом. Чем-то его лицо показалось Марише знакомым. Но она не могла сказать точно, чем именно.

– Бабушка, а можно я у вас эту фотографию возьму?

– Какую?

– Вот эту. С папиными друзьями и папой.