Дай мне! [Авторский сборник]

— Или там, например, испанский. Мне говорили «Выучи испанский, чтобы потом поехать отдыхать в Испанию».

— Меня интересует гораздо больше русский язык, нежели в любом случае плохой иностранный.

— Почему плохой?

— Потому что невозможно стать носителем языка. Даже если ты начинаешь его учить, ты все равно не носитель, никогда ты не поймешь его нюансов. Если ты не Бродский, конечно. Я не Бродский.

— Самые интересные книжки, песни, я считаю, они про обычную жизнь Вася, Петя утром идут на завод и т. д., такая бытовая сторона жизни. Но обычно люди этого не понимают. Они хотят жить в коттеджах, быть богатыми, машина и все такое. Они не понимают ценности того, что они обычные, как все. Не понимают, что прелесть в том, что они так обычно живут, что у них там картошка каждый день на обед. Почему Симпсоны популярны? Потому что они такие же придурки, как и все. Простая семья, как три рубля.

— Понимаешь, в обычной жизни тоже есть, наверное, какие–то свои проблемы, своя духовная борьба, которая не так на поверхности лежит. Наверное, у кого–то, накопить побольше денег и купить коттедж — это составляет основную цель жизни, и эту точку зрения тоже надо уважать. Ну, для искусства, конечно, такие люди представляют меньший интерес, чем такие фактурные, но в них тоже что–то можно найти, я уверен.

— А детство какое у тебя было? Примерный был или двоечник, хулиган, курил с первого класса?

— Все синусоидами, когда как. В восьмом классе я практически не посещал школу, хотя шестой закончил без троек.

— Что–то случилось в седьмом?

— Не помню, что случилось. Седьмого класса не помню, как–то не отразился. Как раз в шестом классе, по–моему, я стал заниматься легкой атлетикой, как–то весь ушел в спорт. И в седьмом, восьмом школа была для меня каким–то очень странным местом.

— Ты занимался спортом или по подворотням шлялся, курил, пил?

— Знаешь, у нас была такая компания в школе олимпийского резерва «Буревестник», которая удачно это все совмещала и по подворотням пошляться, и в сборную Ленинграда попасть.

— Детство удалось — пошлялись, попьянствовали в тринадцать–четырнадцать лет…

— Нет, в тринадцать я еще не пил. В четырнадцать, может быть, но это не назовешь пьянством, потому что с бухлом была напряженка жуткая, а коробок анаши стоил три рубля. Тут выбора не было, и нам пришлось курить. И десятый класс я вообще не помню, наверное, он прошел в таком…

— Ты этим гордишься, что было так интересно — курил в десятом классе?

— Мало кого сейчас этим удивишь. Кто сейчас в десятом классе не курит?

— Сейчас, наверное, все курят, но, когда я училась, у нас был такой примерный класс. До одиннадцатого класса ничего не нюхали, не пили. У меня такое детство получилось неконфликтное.

— А мне и подраться приходилось, потому что мне было очень интересно жить. Я способный дико к обучению был, учился в четырёх школах разной направленности, все время переходил из школы в школу. И все время приходилось драться, дрался по жизни.

— Кто выигрывал чаще всего?

— К счастью, я. Иначе вообще в школе не жить. Если б я остался в музыкальной школе, пиликал бы до сих пор на скрипке, может быть, моя жизнь была бы интересней. Но я в этом сомневаюсь, потому что я знаю закулисную борьбу во всех театрах Петербурга. Это жуть, как они там живут. Максимум, кем ты можешь быть, — это первой скрипкой. Все равно сзади трое будут тебя подсиживать и рваться на гастроли по Японии. Это самое главное событие в этом году. Пошлют меня или не пошлют?

— В Японии был?

— Не был.

— Почему?

— Не знаю, до Владивостока мы долетели…

— А в Китае, в Корее?

— Тоже не были. Мне как–то восточные страны не очень нравятся.

— Почему? Они маленькие, красивые.

— Ну, наверное, красивые, но я за свою жизнь столько наездился–налетался, что никуда мне не хочется. Все эти гастроли — такое мелькание городов, что мне уже все похоже друг на друга. И потом, я не испытываю пиетета, эта фраза — «увидеть Париж и умереть» — абсолютно ко мне не относится, мне насрать.

— Лучше в Питере?

— Да, мне б по городу погулять, и чтоб туристов не было. Знаешь, как–то сложно с туризмом, я не путешественник по натуре. Нет такого места, куда бы я хотел. Ну, у меня было такое место, я хотел увидеть Колизей. Увидел, все, больше мне ничего не нужно.

— Рим впечатлил вообще?

— Рим? Кайф, да. Офигенный город.

— Где бы ты хотел жить не в России? В Германии или в Италии, где тепло?

— Куда выгонят. Я не знаю, везде не дома, понимаешь? Эмигранты вообще жалкие люди, поэтому быть жалким не хочется.

— Ну, хотя бы на лето. Дом за границей…

— Зачем? Мне жутко не нравится такая тенденция, если по видеоклипам ее проследить, которые показывают по MTV, — никто не хочет жить в России. Ну, блядь, ни один. Стоит Филипп Киркоров — он, блядь нах, из Голливуда, лондонский дождь какой–то хуярят, потом какой–то Лондон–Париж. Все где–то за границей, все не здесь. Это мечта простого человека — дом за границей, а я не простой.

— Тебе в деревне лучше или в Питере?