Дорогой Николай Семенович, не сердитесь, если это письмо будет лишено должной связанности. Я пишу Вам на пароходе — мы плывем уже 14-ый день, и нет ничего более крепкого — для уничтожения и воли и логики, нежели это синее изобилие, льющееся в иллюминаторы и в глаза. Правда, внутри остается отчужденность, недоверие — слишком я чужд сейчас этому не раз прославленному началу — гармонии. Такое море создало Ренессанс и аперитивы. А когда под утро я шел московскими переулками с Тверской на Смоленский рынок, кричали коты, было призрачно светло, били беспризорных и стояла русская условность — любовь, дешевая <неразборчиво>, нет, все сорта ее, Есенин + романсы и прочее. Здесь поставим точку. 10 лет я пытался (внутренне) преодолеть это, стать писателем европейским, чтобы в итоге понять — от этого не уйти. Да, пусть я плыву на Запад, пусть я не могу жить без Парижа, пусть я в лад времени коверкаю язык, пусть моя кровь иного нагрева (или крепости), но я русский. Остается подчиниться. Я еще не умею «сделать выводы», и я не знаю, как мне писать, что делать, жить ли всурьез или нет. Я знаю, что Вы крепкий, что вы из тех зодчих, на которых мы — люди промежуточного поколения и сборных блюд — должны надеяться.
И помимо личной привязанности, так я повторяю Ваше имя.
Пришлите мне обязательно новые Ваши стихи. Я побывал на Кавказе и (хоть недолго) в Турции[1182]
. Были часы, когда с Вами я мог без натяжки разделить страсть к Востоку. Однако об этом в другой раз.Не забывайте!
64, av. du Maine
Paris 14-е.
Впервые — ВЛ. 2003. № 3. С. 237. Подлинник — собрание наследников Н.С.Тихонова.
<С борта парохода в Тирренском море в Ленинград,
18 августа 1926>
Разреши начать как заправскому снобу (или как peu[1183]
Пильняку) — «На борту „А теперь проще — плыву. Харч хороший. Подают 10 блюд, безбрежное море и почтовую бумагу. Твори, пиит! А пиит, между прочим, мрачен, ибо у него сто авансов, полное сердце, пустая голова.
Материалу на 10 томов. А как писать? Ке фер? Фер то ке?[1185]
Впрочем, в Париже будет видно. Там я сяду в кафэ, нет, в «кафэнионе» — вот никогда не знал до посещения Афин, что заседаю в учреждениях, которые рифмуются хотя бы с «Парфеноном», — и высижу.
(Или высидят.)
Декаданс Эренбурга стал столь же универсальным понятием, как режим экономии.
Кстати, читала ли ты «Лето» и что ты о нем думаешь? (Книга, кажется, уже вышла.)
Напиши мне в Париж. Адрес прежний — 64, avenue du Maine.
Что ты делала летом и писала ли?
В России меня больше всего поразили кошки московских переулков, когда светает, патетичность рек и емкость грузинских желудков.
Я напишу еще одну «Жанну», ты возмутишься, и все Тыняновы мира поставят надо мной крест. Мне очень нравится «Дело Артамоновых»[1186]
. Но я не знаю, как писать.Жаль, что мы с тобой не увиделись!
В Харькове ко мне подошла Наташа[1187]
(«тихое семейство»[1188], кстати, становится снова и тихим, и семейством).Не забывай плавающего, путешествующего и недугующего.
Целую,
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 266–267. Подлинник — собрание составителя.
<С борта парохода в Тирренском море в Москву,>
19 августа <1926>
Возле берегов Сардинии.
Дорогой Владимир Германович, завтра я буду уж в Марселе и оттуда незамедлительно вышлю Вам «Эку»[1189]
. Пришлю Вам также вскоре фотографии (помните, я вас снимал возле Вашего дома), они вышли удачно. Очень хороши «нонны»[1190] в комнате за вышиванием.Дорога Батум — Марсель достойна всяческих похвал. Особенно интересны порты Анатолии, где сохранился докемальский[1191]
быт. Константинополь чудесен и отвратительны Афины (помимо, разумеется, Акрополя). Я не получил итальянской транзитной визы и Сицилию рассматривал в бинокль. Плывем мы уже 15 дней, однако я жалею о том, что дорога кончается: еще бы месяц и удалось бы, пожалуй, отдохнуть.А теперь впереди каторжная работа — как Вы знаете, я набрал тьму авансов. К московским обязательствам прибавились: 1) книга статей для «Пролетария», 2) сценарий для «<назв. нрзб.>», 3) сценарий для Груз<инского> кино, 4) Заря Востока[1192]
. Тяжко!Когда будете в «Зифе», намекните им, что новый мой роман они получат не в октябре, а в декабре, т. к., мол, путешествие Эренбурга затянулось.
Как Вы катались?
Что нового в Москве?
Не забывайте!
Любовь М<ихайловна> шлет привет.
Сердечно Ваш
Впервые.
<Из Фуа сюр Арьеж в Ленинград,> 5 сентября<1926>