Читаем Дай оглянуться… Письма 1908 — 1930 полностью

Дорогой Николай Семенович, не сердитесь, если это письмо будет лишено должной связанности. Я пишу Вам на пароходе — мы плывем уже 14-ый день, и нет ничего более крепкого — для уничтожения и воли и логики, нежели это синее изобилие, льющееся в иллюминаторы и в глаза. Правда, внутри остается отчужденность, недоверие — слишком я чужд сейчас этому не раз прославленному началу — гармонии. Такое море создало Ренессанс и аперитивы. А когда под утро я шел московскими переулками с Тверской на Смоленский рынок, кричали коты, было призрачно светло, били беспризорных и стояла русская условность — любовь, дешевая <неразборчиво>, нет, все сорта ее, Есенин + романсы и прочее. Здесь поставим точку. 10 лет я пытался (внутренне) преодолеть это, стать писателем европейским, чтобы в итоге понять — от этого не уйти. Да, пусть я плыву на Запад, пусть я не могу жить без Парижа, пусть я в лад времени коверкаю язык, пусть моя кровь иного нагрева (или крепости), но я русский. Остается подчиниться. Я еще не умею «сделать выводы», и я не знаю, как мне писать, что делать, жить ли всурьез или нет. Я знаю, что Вы крепкий, что вы из тех зодчих, на которых мы — люди промежуточного поколения и сборных блюд — должны надеяться.

И помимо личной привязанности, так я повторяю Ваше имя.

Пришлите мне обязательно новые Ваши стихи. Я побывал на Кавказе и (хоть недолго) в Турции[1182]. Были часы, когда с Вами я мог без натяжки разделить страсть к Востоку. Однако об этом в другой раз.

Не забывайте!

Ваш сердечно Илья Эренбург

64, av. du Maine

Paris 14-е.


Впервые — ВЛ. 2003. № 3. С. 237. Подлинник — собрание наследников Н.С.Тихонова.

471. Е.Г.Полонской

<С борта парохода в Тирренском море в Ленинград,

18 августа 1926>

Разреши начать как заправскому снобу (или как peu[1183]Пильняку) — «На борту „[1184]>“, между Сицилией и Сардинией, 18 августа».

А теперь проще — плыву. Харч хороший. Подают 10 блюд, безбрежное море и почтовую бумагу. Твори, пиит! А пиит, между прочим, мрачен, ибо у него сто авансов, полное сердце, пустая голова.

Материалу на 10 томов. А как писать? Ке фер? Фер то ке?[1185]

Впрочем, в Париже будет видно. Там я сяду в кафэ, нет, в «кафэнионе» — вот никогда не знал до посещения Афин, что заседаю в учреждениях, которые рифмуются хотя бы с «Парфеноном», — и высижу.

(Или высидят.)

Декаданс Эренбурга стал столь же универсальным понятием, как режим экономии.

Кстати, читала ли ты «Лето» и что ты о нем думаешь? (Книга, кажется, уже вышла.)

Напиши мне в Париж. Адрес прежний — 64, avenue du Maine.

Что ты делала летом и писала ли?

В России меня больше всего поразили кошки московских переулков, когда светает, патетичность рек и емкость грузинских желудков.

Я напишу еще одну «Жанну», ты возмутишься, и все Тыняновы мира поставят надо мной крест. Мне очень нравится «Дело Артамоновых»[1186]. Но я не знаю, как писать.

Жаль, что мы с тобой не увиделись!

В Харькове ко мне подошла Наташа[1187] («тихое семейство»[1188], кстати, становится снова и тихим, и семейством).

Не забывай плавающего, путешествующего и недугующего.

Целую,

твой Илья


Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 266–267. Подлинник — собрание составителя.

472. В.Г Лидину

<С борта парохода в Тирренском море в Москву,>

19 августа <1926>

Возле берегов Сардинии.

Дорогой Владимир Германович, завтра я буду уж в Марселе и оттуда незамедлительно вышлю Вам «Эку»[1189]. Пришлю Вам также вскоре фотографии (помните, я вас снимал возле Вашего дома), они вышли удачно. Очень хороши «нонны»[1190] в комнате за вышиванием.

Дорога Батум — Марсель достойна всяческих похвал. Особенно интересны порты Анатолии, где сохранился докемальский[1191] быт. Константинополь чудесен и отвратительны Афины (помимо, разумеется, Акрополя). Я не получил итальянской транзитной визы и Сицилию рассматривал в бинокль. Плывем мы уже 15 дней, однако я жалею о том, что дорога кончается: еще бы месяц и удалось бы, пожалуй, отдохнуть.

А теперь впереди каторжная работа — как Вы знаете, я набрал тьму авансов. К московским обязательствам прибавились: 1) книга статей для «Пролетария», 2) сценарий для «<назв. нрзб.>», 3) сценарий для Груз<инского> кино, 4) Заря Востока[1192]

. Тяжко!

Когда будете в «Зифе», намекните им, что новый мой роман они получат не в октябре, а в декабре, т. к., мол, путешествие Эренбурга затянулось.

Как Вы катались?

Что нового в Москве?

Не забывайте!

Любовь М<ихайловна> шлет привет.

Сердечно Ваш

Илья Эренбург


Впервые.

473. Н.С.Тихонову

<Из Фуа сюр Арьеж в Ленинград,> 5 сентября<1926>

Перейти на страницу:

Все книги серии Илья Эренбург. Письма 1908 — 1967

Дай оглянуться… Письма 1908 — 1930
Дай оглянуться… Письма 1908 — 1930

Эпистолярное наследие Ильи Эренбурга издается впервые и включает как письма, разбросанные по труднодоступной периодике, так и публикуемые здесь в первый раз.Судьба писателя сложилась так, что он оказывался в эпицентре самых значимых событий своего времени, поэтому письма, расположенные по хронологии, дают впечатляющую панораму войн и революций, расцвета искусства мирового авангарда. В то же время они содержат уникальный материал по истории литературы, охватывая различные политические эпохи.Первый том включает 600 писем 1908–1930 гг., когда писатель большей частью жил за границей (в Париже, в Берлине, снова в Париже); это практически полный свод выявленных ныне писем Эренбурга тех лет. Письма адресованы русским и иностранным поэтам, писателям, художникам, деятелям театра и кино, известным политикам.Издание содержит обширный научный аппарат.

Илья Григорьевич Эренбург

Документальная литература

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное