Чем явственнее были результаты выполнения довоенного плана строительства оборонительных сооружений Укрепрайона, тем явственнее понимал Виктор, что вероятность развития трагических событий по самому страшному варианту только увеличивается от ударного труда строительных батальонов.
В реальной истории немцы нанесли удар севернее укреплённых и сейчас укрепляемых позиций, бросили против одной нашей стрелковой дивизии шесть фашистских, а из них две танковые, ударили в самое слабое место обороны, прорвав фронт, беспрепятственно замкнув кольцо окружения в глубоком тылу трёх фронтов. Между захваченной Вязьмой и Москвой, на пути фашистских армий, не осталось советских войск, способных защитить столицу. Только пять дней, затраченных немцами на ликвидацию окруженных войск, позволили подтянуть сибирские дивизии на Можайскую линию обороны и спасли Советское государство от катастрофы.
Смешно надеяться на то, что немецкая разведывательная авиация не заметила многокилометровые рвы, траншеи и тысячи людей, работающих на строительстве тыловой линии обороны. Нельзя утверждать, что за ходом работ не наблюдают матёрые разведывательно-диверсионные группы из немецкого полка "Бранденбург".
Убеждая командование отправить лесорубов на рубку засек, Виктор надеялся, что широкие засеки из вековых деревьев, перегородившие лесные и просёлочные дороги, не позволят немецкой технике приблизиться к реке Вязьма и, в случае повторения окружения, наши войска сумеют устоять на берегах Вязьмы, не допустят продвижении фашистских войск Бараново и на Никулино, остановят врага на западном краю лесов, начинающихся за селом Старое Меньшиково, превратив его в Вяземский выступ нашего фронта.
Надеялся, что у окруженных войск хватит сил удержать наступающие танковые колонны на участках Вяземского большака не дальше села Хмелита.
Тогда немцы не сумели бы замкнуть Вяземский котёл, а полмиллиона красноармейцев и командиров смогли бы, получая вооружение и подкрепление по Московско-Минскому шоссе и по железной дороге, отстоять город Вязьму, превратив его в твердыню, подобную Сталинграду...
Не Витькина вина, что точные топографические карты были документами повышенной секретности и не выдавались даже командирам фронтовых рот. Теперь, когда Виктор побывал в знакомых с детства местах, он с горечью понял, что многие "знакомые" места ему не знакомы. Там, где в школьные годы он бродил с ружьем по бескрайним лесным чащам, сейчас были хлебные поля, перемеживающиеся редким олешником по низинам, ручьям и оврагам. Белели на взгорках берёзовые рощицы на деревенских околицах. Настоящие леса, в районе возможного прорыва немецких танков от Пигулино на Бараново были островками среди полей, лугов и пастбищ.
Лишь между деревнями Чащевка, Ямново, Марюхи и Богродицкое шумел кронами деревьев пятнадцатикилометровый лесной массив, в который, как помнил Виктор из рассказов местных жителей, слышанных в детстве, по причине крайней безвыходности или по глупости командования были, в реальной истории, скучены сотни тысяч голодных военнослужащих, вынужденных оставить врагу сотни тонн боеприпасов и горючего. Вынужденных, согласно приказу, уйти из деревень убравших урожай хлебов и картофеля, имевших тысячами голов коров, овец и синей на колхозных фермах и крестьянских подворьях, оставив всё это фашистам.
Виктор подошел к коновязи. Вытащил из кармана ржаной сухарик и протянул его Черкесу. Черкес коснулся ладони тёплыми бархатистыми губами и медленно, словно растягивая удовольствие, захрумкал сухариком, выжидающе глядя на хозяина большими влажными глазами.
Черкес...