Дайвер

На пятидесяти резко посветлело, отчетливо виден свод коралловой Арки, на рифе появились яркие краски. Рыбы, которых все больше, создают контраст яркими пятнами на синем, и скоро в глазах начинает рябить – от мелькания живности или от каких-то перебоев, все яснее различимых в организме… Подступает тревога. Непрекращающаяся дрожь меня сильно беспокоит; разум подсказывает, что запасов газовых смесей и времени на всплытие с избытком, но тело кричит о другом! Уверенный в своей силе воли, я заставляю себя идти по графику: на пятнадцати метрах поднимаю со дна заранее оставленный в начале погружения баллон с новым газом; задерживаюсь на декомпрессионную остановку; усиленно отвлекаюсь от идиотски субъективного желания пулей взлететь вверх, к теплу и солнцу.

…Меня уже непрерывно трясло, а стэйджи висели на мне гирями, но я дошел до отметки пять метров, нашел зеленый загубник регулятора[8] и переключился на кислород. Уже были видны обычные туристы, плавающие с маской и трубкой. Мне оставалось отстояться на этой глубине еще пятнадцать минут. Надо было бы протянуть еще немного; компьютер[9] и все оборудование обещали нормальное всплытие, но я решил выбираться из мечты, внезапно обернувшейся для моего тела ледяной тюрьмой. Барбара словно стояла перед глазами. Скрестив на груди сжатые в кулаки руки, я показал Саше, что замерз. Затем поднял большой палец руки вверх – всплываю. Инструктор показал, что я дурак, – ну, такого знака нет, он просто недовольно покрутил пальцем у виска и остался досиживать положенное время. А я вылез на кораллы, протискиваясь среди купающихся шебутных арабских малышей. Тут же подошел Джаз (эта кликуха моему школьному другу Ромке досталась благодаря пристрастию к стилю музыки, перешедшему по наследству от отца). Он ждал, грелся, перебирая только что купленные веревочные фенечки

[10], и давно наблюдал за мной в прозрачной воде:

– Егор, ты че, как ты?

А у меня ломка! Ломка, словно бьют битой по плечам и суставам – так, что на лежак я не укладываюсь, а падаю от слабости. Тело будто ватное; тепло и солнце не помогают согреться, судороги и дрожь просто переходят в неконтролируемые конвульсии. Что тут скажешь??

– …Очень хреново…

Ромка помогает стащить гидрокостюм в надежде, что под египетским солнцем я быстрее согреюсь. Водитель Ахмед, местный араб лет шестидесяти, который знает по-английски всего несколько фраз, подходит – я вижу его как в тумане и все равно замечаю беспокойство по тону, мимике, жестам:

– How are you?[11]

 – шамкает беззубым ртом, а меня будто затягивает в воронку вопросов без ответов. Могу только красноречиво крутить головой. Ахмед быстро говорит по-арабски, указывая пальцем прямо на меня. По его жестам понимаю, что у меня big problems[12]. На коже проступают синяки (вот они, удары битой… битой глубоководного давления…) и капиллярная сетка! На руках и ногах просто локальный апокалипсис!

– Закину снарягу в машину. Лежи пока. – Джаз хватает спарку[13].

Ахмед тоже берется тащить стэйджи, но я понимаю, что надо ждать Сашу. Ему еще отстаиваться на пяти метрах. Прикрываю глаза и… надо мной с озабоченными лицами склоняются уже и Саша, и Джаз, и Ахмед:

– Ты вырубился. Видишь нас нормально?

А я их вижу туннельным зрением: по краям все расплывается, четкость только по центру. Еще и губы будто в песке. И конвульсии не становятся легче.

– Роман, Егору надо срочно в госпиталь в барокамеру! Посмотри, кожа пошла пятнами, похоже на кессонку! Достань баллон с кислородом, пусть по дороге дышит, хоть немного азота вытащит из крови.

Темнота… Вспышка – едем в машине, Джаз откидывает свою вечно лезущую в глаза русую челку и прижимает кислородную маску к моему лицу: «Все будет хорошо, Дайвер. Держись!» – и мир снова гаснет…

ГЛАВА 1

«Я входил вместо дикого зверя в клетку…»

За 3 месяца до Барбары

Завтра должен быть суд. Лежу на тесной шконке

[14], точнее, не лежу, а, как говорят в тюрьме, тусуюсь с боку на бок: из-за металлических пластин основания кровати вся спина и бока ноют. По первости эта боль на матрасе, который чуть толще простыни, была вообще нечеловеческая; теперь, спустя два месяца в СИЗО, быт стал получше. Пытаюсь читать, не обращая внимания на духоту, бесконечный гул голосов и тусклый свет: нас в камере девять человек. Хата[15] по местным меркам нормальная, в ней внешняя чистота и порядок в плане отношений благодаря смотрящему Мише. По общению Миша – свойский парень, тощий невысокий балагур лет пятидесяти со спокойной улыбкой и тихим голосом, который невольно заставляет прислушаться. Вот только я допускаю, что с той же улыбкой при случае он может и зарезать. Сейчас Мишаня слушает ленивый разговор любящих пожаловаться на судьбу зэков – на сей раз страдают об отсутствии водки.

– Че, мучаетесь без чистой? А я не пью, и знаете почему? – он входит в суетливый разговор не торопясь, как лайнер в бухточку, полную шныряющих в разные стороны судов.