громко хрипела. Мигал "самопальный" стробоскоп, зеркальный шар осыпал зайчиками темноту танцзала. Она
извивала свое красивое тело в такт музыке перед эстрадой, не включаясь в танцевальное действо толпы, а в
одинокой сексуальной грации желанья. И смотрела ему в глаза, улыбаясь, словно зачаровывала. И он выбрал ее из
танцующей толпы.
Потом была ночь с ароматом сирени. Пасха. Кругом милицейские оцепления, ДНДшные кордоны. Суета, гвалт,
пропускают только бабок в платочках. В небольшом окруженном людьми храме идет пасхальная служба с
песнопениями. Много верующих. А они, с этой девушкой, в ожидании крестного хода, прячутся от ментов и
народной дружины на старинном, заброшенном городском кладбище. Притаились в кустах у разоренных
надгробий. Тесно прижались друг к другу, объединенные одновременно страхом облавы и магией таинственной
ночи.
Он впервые поцеловал по-настоящему ту девушку. Она жарко задышала, подалась ему. И они, по-детски
суетно и неумело, приноравливаясь, слились в одно, неведомое им раньше, совершенное существо. И делали это,
с каждым движением все сильнее отдаваясь друг другу. Стонали, забыв о милиции и дружинниках, не замечая
развороченных могил и разбитых надгробий. А сверху, со стелы, из далекого прошлого века, на них сурово взирал
лейб-майор Тотлебен…
А потом, после крестного хода, когда снялись кордоны, сердобольные старушки угощали их свеченными
пасками и крашенками. И обнимали, поздравляя: Христос воскресе! И эта набожность словно омывала
святотатство акта соития под колокольный звон на замшелых могильных плитах.
На рассвете он провожал ее домой. На бульваре гасли фонари, поднималось утро, мягко и неотвратимо. И они
шли, обнявшись спонтанно, тепло и удобно. И были счастливы от переполнявшей их радости близости и единения.
Были влюблены. И голосили, опьяненные всем этим. Кричали: «Джизес Крайст — Суперстар», потом пели про
желтую субмарину с Толстым Карлсоном вперемежку, и что-то еще. Дворники метлами отгоняли нарушителей
утренней дремоты советского народа. А они смеялись, убегая, и, казалось, были готовы на все ради друг друга.
Лариска вернула затихшего хозяина к реальности, разливая кофе:
— Давайте я подолью вам немного, пока горячий. Сейчас новый заварю. Все-таки уважаю "Карт нуар".