Мы с Валеркой разделись. Я сразу скользнул с мостика — осторожно, чтобы не испугать плеском тишину. Вода и в самом деле была словно кипяченая. Дно оказалось илистым, но не очень вязким. Я пяткой попал на бугорок из увядших водорослей. Оттуда, рванувшись, побежала вверх по ноге щекочущая цепочка воздушных пузырьков.
Я присел на корточки, распрямился у самого дна и поплыл под водой, раздвигая редкие камышинки. Потом открыл глаза и глянул вверх. Луна просвечивала, как большой желток. Я вылез на мостик, дождался Валерку. Мы молчали. Оделись и пошли к старому дому.
Вечер превратился в ночь. Небо стало темно-зеленым, а луна — почти белой.
Я боялся только одного: вдруг появится опять непонятный, тягучий страх. Но страха не было. Темный дом под луной казался таинственным, но не опасным.
Мы раскрыли окно. Я скользнул в него первым. Пол был ниже земли, и, когда я прыгнул внутрь, подоконник оказался выше моей головы. Я принял на руки Братика. Он сразу прижался ко мне.
— Боишься? — удивился я.
— Немножко, — шепотом сказал он.
Спустился Валерка. Половицы дружелюбно скрипнули.
Мы были в широком коридоре, вдоль которого посередине зачем о тянулись точеные перила. На горбатом полу раскинулись зеленые лунные квадраты. От них было светло.
Скользя ладонью по перилам, я пошел к открытой двери, из которой доносился стук часов. Был он громкий, славно в металлический ковшик роняли железные шарики. Братик обогнал меня, он уже перестал бояться.
Мы вошли в квадратную комнату и сразу увидели часы. Они были очень старые и громадные, ростом со взрослого мужчину. Стояли они на полу — такой узкий застекленный шкаф с резными деревянными рыцарями по бокам дверцы. Рыцари были ростом с Братика. Они стояли, положив руки в боевых перчатках на перекладины мечей. Я почему-то подумал о меченосцах Данаты.
Высоко вверху за стеклом дверцы мерцал фарфоровый круг с черными трещинами и медными римскими цифрами. Узорные стрелки показывали без двух минут двенадцать. Внизу тяжело ходил медный маятник, похожий на сковородку.
— Ну, давай, берись за стрелки, — сказал я. — Пора.
Валерка с досадой пожал плечами.
— Да не могу я. Ну… нельзя нам. Ничего не выйдет. Это ты один можешь. Понимаешь?
Я кивнул и, покосившись на рыцарей, потянул дверцу. Она отошла, и стук часов стал еще громче. Я поднялся на цыпочки и прикоснулся к большой стрелке. Она была холодная, как сосулька.
Внутри часов нарастало скрежетанье. Мы напряженно замерли. Скрежетанье исчезло, и мягко, негромко, толкнулся первый удар.
— Верти! — тонко крикнул Братик.
Я завертел стрелку так, что она расплылась в прозрачный круг, на котором вспыхнули лунные искры. Часы удивленно промолчали, потом ударили еще два раза. И тут я с отчетливой тоской понял, что мы расстаемся. Валерка и Братик исчезнут сейчас, и я останусь в этом пустом лунном одиночестве. Мы даже не успеем ничего оказать друг другу.
Я так не мог!
Рука слегка задержала стрелку.
— Ну что ты? — не сердито, а как-то жалобно крикнул Валерка. — Крути! Боишься?
Я подумал, что теперь всю жизнь он будет считать меня предателем. И снова нажал на стрелку (а часы били). Но тут пришла спасительная мысль.
— Бесполезно, — оказал я, устало обернувшись. — Потому что не успеть. Ну смотри: один круг — это один час. В сутки двадцать четыре часа. В году триста шестьдесят пять суток. А за пятьсот лет? Это больше четырех миллионов оборотов!
Наяву я ни за что не сосчитал бы так быстро: арифметику всегда еле тянул на тройку…
Часы ударили последний раз, и навалилась тишина.
Валерка и Братик были рядом, но я не радовался. Им было очень грустно, и я чувствовал себя виноватым. Надо было все же вертеть стрелки до конца. Всегда надо вертеть до конца.
— Тогда пусть возьмет меч, — вполголоса, но настойчиво сказал Братик.
— Какой меч? — спросил я.
— Он не тяжелый, — торопливо сказал Братик. — Только им надо убить железного змея. Это он держит нас в плену.
— Сможешь? — нерешительно и с надеждой опросил Валерка.
Начиналась совсем уже сказка. А у сказки свои правила. Я знал, что смогу. Убью железного змея, и все будет хорошо. Для Валерки и для Братика. А для меня?
— Только этот меч на старом кладбище, — виновато сказал Валерка.
— Подумаешь…
— Тогда пойдем?
— Пойдем.
Мне очень не хотелось идти. Я ни капельки не боялся ночного кладбища, но опять стало тоскливо. Сказка разворачивалась по своим законам, и я знал: скоро надо расставаться с Валеркой.
Можно было бы не ходить, придумать что-нибудь, отказаться. Я чувствовал, что он даже не обидится. Но я шел, потому что ни во сне, ни наяву дружбу не завоюешь предательством.
Лунные улицы были совсем непохожи на дневные. Афишные тумбы напоминали маленькие терема. От них падали очень черные тени. Каждый дом был загадочен, словно в нем пряталась целая приключенческая повесть. На углу, где раньше стоял газетный киоск, возвышалась трансформаторная будка, очень странная: на громадном, разлапистом пне — бревенчатая кособокая избушка. От нее тянулись провода. С пня прыгнул на асфальт крошечный гном с электрическим фонариком и юркнул в подворотню. Я не удивился.