Далекие королевства. Книги 1-14

Янош, раскинувшись, лежал на огромной кровати. Он был один. На нем была лишь шелковая набедренная повязка. Он крепко спал, так крепко, что я подумал, уж не заколдован ли он. И моя решимость куда-то пропала. Я застыл, словно угодив в трясину, в ногах у его постели. И тогда я тихо произнес его имя. Янош резко открыл глаза, мгновенно перекатился на бок и вскочил на ноги, готовый к броску, как смертельно опасный леопард.

Он мгновенно понял, что произошло.

— Ты убил его? Ты убил Равелина? — В голосе слышалось недоверие. — И я ничего не почувствовал? Как это могло быть?

Я не отвечал, лишь потрясенно смотрел на Яноша. Всего два дня назад я удивлялся, как он постарел. Но теперь он выглядел так, словно несколько десятилетий прошло с того момента, как мы смотрелись в зеркало в кабинете наверху. Там, где волосы были лишь тронуты сединой, свисали седые космы, а лицо избороздили морщины семидесятилетнего старика. Но еще хуже того — в облике Яноша проступило и зло, то самое зло, которое я видел в лицах Равелина и Мортациуса. Так же изменился и взгляд Яноша. Если раньше в глазах горела ярость орла, то теперь — мрачная свирепость пожирателя падали.

Но больше всего о его изменениях говорила та самая фигурка, которую он носил на шее: танцующая девушка из Далеких Королевств, которую подарил ему отец. В течение нашего путешествия она восстановила свою форму, и в последний раз, когда я ее видел, она представляла собой блестящее и прекрасное создание гениального художника. Теперь же она вновь истерлась и обломилась у бедер и выглядела так же, как в первый раз, когда я увидел ее в кабачке в Ориссе. И я понял, что хотя мучили, травили и терзали меня, но… за свое предательство именно Янош заплатил самую высокую цену.

Я ничего больше не говорил, лишь молча смотрел на него. Он отвел взгляд в сторону… Впервые Янош не мог глядеть мне в глаза.

— Что тебе было обещано? — спросил я и заметил, что в моем голосе нет злости, хотя, казалось бы, все годы нашей дружбы давали мне повод воспылать гневом. — Сколько серебра и золота предложили тебе в награду?

Зато на его лице отразилась злость.

— Дело не в цене, — прошипел он. — То, что я делал… было необходимостью. Тебя надо было уничтожить… А ты уничтожил все.

Я собрал все свое спокойствие:

— Что все, Янош? Мне повезло, — я вспомнил, что Равелин говорил о нашем везении, — и я остался в живых. И теперь тьма Равелина не обрушится на наши земли. И теперь мы знаем цену Далеким Королевствам. Даже если король Домас вышлет нас за убийство своего брата, что из этого? Мы в состоянии достичь того же, что и они… и даже больше. Ты это все имеешь в виду? Или все — это обломок твоего тщеславия и потеря твоего черного покровителя?

— Равелин был нам нужен, — сказал Янош. — Он был нужен мне. Он бы стал моим пьедесталом. Он бы стал моим орудием.

— С какой целью? Чтобы ты принес миру еще больше зла, чем он? Чтобы ты стал демоном еще более сильным, чем он? Чтобы ты, в конце концов, правя огнем и плеткой, заставил людей поминать принца как благодетеля по сравнению с тобой?

— Слова, слова, Антеро, — простонал Янош. — Ты все пользуешься словами, смысла которых не понимаешь или у которых вообще нет смысла. Зло… добро… Мы стоим на пороге другой эры, где забудутся жалкие понятия и детский лепет наших родителей и наставников. Говорят, что был некогда золотой век, когда люди чувствовали себя богами. Не было никогда такого века. С тех пор как мир сформировался из грязи, не было ничего, кроме барахтанья в трясине, иногда — недолгий прорыв к свету, а затем опять погружение в бездонное болото. Равелин должен был помочь мне разогнать тучи бессилия и невежества навеки. И люди стали бы если не богами, то почти богами. Если бы не твое вмешательство. Если бы не один мелкий торгаш, ничего не видящий, кроме прибыли, и у которого в голове нет ничего, кроме смутных понятий о каком-то добре. И это в мире, где нет ничего, кроме хищника и жертвы. У всех у нас был лишь один шанс. Неужели ты не понимаешь? Шанс, за который надо поклониться реальному богу, создавшему этот шанс на краткий миг, чтобы человек мог наконец подняться над собой.

Я понял, что наши с ним пути разошлись навсегда.