- Видишь, не стреляют, - ответил другой: - наверно хотят живыми взять.
- А зачем им живые? Живых надо кормить, поить, поселить где-нибудь. Проще утопить.
- Поглумятся и кончат, - сказал высокий конопатый моринер. Он осматривал свой карабин, вставил патрон и щелкнул затвором.
О плене говорили часто. Его обсуждали и в офицерский кают-компаниях, и в арестантских ротах, некоторым он казался единственным спасением, некоторых от одной только мысли о нем, бросало в дрожь. В газетах писали, что варды любят издеваться над пленными, пытают их и убивают. Была ли это правда или военные корреспонденты старались таким способом разжигать в нас ненависть к врагу, я не знал. Но оказаться в плену мне не хотелось.
- Да ладно, - отмахнулся пожилой моринер: - Что они не люди что ли? Не верю я, что они пленных убивают. Наверно заставляют работать, может кормят мало, ну побьют еще. А про пытки и убийства это все выдумывают.
- Ну, вот посмотришь, когда к ним попадешь. Посадят тебя на кол на берегу, чтобы издалека было видно и будешь голой жопой светить, вместо маяка.
Мне надоела матросская болтовня. Болела голова. Я привалился к нагретому камню и закрыл глаза. Одежда почти высохла, ноги в сапогах согрелись и меня больше не знобило. Во рту пересохло. Я проводил по губам жестким, как наждак языком. Воду мы берегли и договорились выдавать по часам, совсем по чуть-чуть. Время пить еще не наступило.
Карабины я раздал моринерам и теперь мой отряд был кое как вооружен. Я понимал, что, если варды отправят за нами корабль, нас всех убьют, но наличие оружия в руках давало обманчивое ощущение силы.
Я думал о своей семье, о жене и детях, представлял наш дом, стоявший на обрыве у самого моря. Мы сняли его сразу после свадьбы и прожили в нем все эти годы. В доме была кухня и две комнаты, одну мы оборудовали под детскую, а во второй была и гостиная, и столовая, и наша спальня. Берег в этом месте был крутой, и жена боялась, что дети могут заиграться и сорваться вниз, и тогда я сделал изгородь. Мой сын стоял рядом и смотрел, как я вбиваю колья. Накрапывал мелкий дождик. Сын смешно надвинул на глаза мою старую шляпу и сосал палец. Над нами шуршала листьями рябина. Ягоды на ней уже были красные и горчили.
- Господин моринер-лейтенант! - кто-то позвал меня.
Кажется, я задремал.
Я открыл глаза
- Что случилось?
- Корабль.
- Где?
Я смотрел перед собой и ничего не видел, только сверкающее под солнцем море. Глазам стало больно, и я зажмурился.
- Варды отправили за нами корабль.
Я рывком сел и сердце бешено застучало. У меня такое бывает со сна. Я пару раз глубоко вздохнул и выдохнул, потом, чтобы проснуться окончательно, зачерпнул немного морской воды и протер лицо.
- Далеко?
- Пока да, но идет быстро.
Я полез на скалу.
Караулить вызвались бомбардиры, два паренька лет по девятнадцать, один маленького роста, белобрысый, второй наоборот, черный и большой, похожий на ворона. Они были крестьянами с южных островов, моря боялись и даже, по-моему, не умели плавать. Когда я предложил им покинуть остров, они сказали, что лучше умрут на твердой земле.
При моем появлении они хотели подняться, но я остановил.
- Лежите. Чем меньше мы к себе привлекаем внимания, тем лучше. Видно, что-нибудь?
- Корабль идет.
Я улегся рядом, огляделся, и в очередной раз пожалел, что нет подзорной трубы. "Грозный" все еще держался на плаву, на верхней палубе мелькали моряки, команда боролась за живучесть корабля.
К нам приближался катер. Должно быть он появился справа из-за мыса. Он шел на всех парах и отчаянно дымил. На вражеском берегу стало сразу много народа, мне показалось, что я вижу блеск подзорных труб.
- К нам идет, - сказал белобрысый наводчик и шмыгнул носом.
Это был патрульный катер. Точно такие же или очень похожие были на вооружении и у нас. Это были гражданские суда, во время войны, переделанные в боевые. Обычно их использовали для защиты островов. Они не имели брони, были вооружены 37-ми или 45-ти мм пушкой, экипаж человек восемь -- десять, но на этом наверно еще был десант.
- Нет, - сказал я: - это не к нам. Это к "Грозному".
Катер быстро приближался, стало видно артиллеристов у носового орудия и стрелков абордажной команды.
"Грозный" словно вымер. Над водой оставались трубы, верхняя палуба и разбитый капитанский мостик. Людей на палубе не было.
Катер замедлил ход, сближаясь с кораблем. Вдруг грохнул выстрел. Нос катера окутался дымом, а на палубе "Грозного" разорвался снаряд. Я смотрел, как артиллеристы перезаряжали орудие. Офицер махнул рукой, и пушка выстрелила еще раз. Снаряд разорвался, выворачивая ограждение и сминая трап.
На палубе "Грозного" появились люди, их было человек шесть, они размахивали белой тряпкой и что-то кричали. Артиллеристы опять зарядили пушку и выстрелили. От взрыва людей разбросало в разные стороны, несколько человек упали за борт.
- Вот гады, - лежащий рядом со мной моринер, ударил кулаком по камню.
- Тихо, - сказал я: - руку отшибешь. А твои руки нам еще понадобятся. Не вставать. Бомбарду зарядить.
Бобардиры засуетились.