Далекие острова. Трилогия (СИ)

— Есть! — Бад взял под козырек, он ухмылялся.

Неожиданно я разозлился. В том, что происходит на этом корабле я не видел ничего веселого.

— Прекрати ухмыляться, — зло сказал я, — рядовым сидеть по кубрикам, никого не выпускать. После того, как погрузятся егеря, всех младших офицеров ко мне.

Ругаясь про себя, я спустился в каюту и закрыл дверь. Нужно было успокоиться. Я достал толстую сигару из тех, что купил перед отъездом и закурил. Ароматный дым заполнил гостиную. Я сел в кресло и задумался.

После того, как нас сняли со Скалы, я две недели пролежал в госпитале. Из моей груди, плеча и спины удалили четыре осколка, и выписали с рукой на перевязи. Мне выдали новую форму, потому что старая была изорвана и прожжена в нескольких местах. Обо мне написали в трех газетах и два раза сфотографировали. Все меня считали героем, угощали выпивкой, и я сиял, как начищенная пряжка. Знакомый адъютант, а после случившегося у меня появилось множество самых разных знакомых, сказал, что меня решили представить к ордену. Нашу морину расформировали, и я целыми днями валялся в пустой казарме на койке, ждал назначения и награждения.

На четвертый день, рано утром, меня вызвали к адмиралу Кролу. Я явился в штаб, который теперь размещался в местной гимназии, длинном двухэтажном здании с колоннами и балконом, и доложил о своем прибытии адъютанту. Через двадцать минут меня пригласили войти. Адмирал расположился в бывшей учительской. Это была просторная комната с двумя широкими окнами, с книжными стеллажами, заставленными учебниками, удобным кожаным диваном и двумя столами придвинутыми друг к другу. Когда я вошел, адмирал что-то писал. При моем появлении он оторвался от документов, отложил перо, снял очки, потер переносицу, на которой остался красный след от оправы и близоруко прищурился. Я отрапортовал и вытянулся по стойке смирно. Какое-то время адмирал молча разглядывал меня, по птичьи наклонив голову набок, и наконец спросил:

— Вас зовут Бур?

— Так точно.

— Вы родом с острова Хос?

— Так точно.

— Значит мы земляки.

Крол принадлежал к старинному дворянскому роду. Детей у него не было и, после смерти адмирала, династия должна была прерваться. Я хорошо знал его родовое поместье. Старинный кирпичный одноэтажный дом стоял на холме, окруженный высокой чугунной решеткой. Детьми, мы с братом любили гулять по дороге, идущей мимо. За оградой росли яблони и сливы.

— Скажите, почему Вы остались на острове, а не уплыли вслед за кораблями?

— В шлюпках не хватило место для всех.

Адмирал нахмурился и покачал головой

— Эту красивую историю я уже слышал. Вы знаете, что существует донос на Вас? Там в подробностях описано, как Вы бросили своих починенных, как прыгнули за борт и попытались спастись вплавь. Говорят, что Вы выбросили личное оружие?

Крол все так же, внимательно смотрел на меня и ждал ответа. Он был похож на старую, неуклюжую цаплю.

— Я приказал своему взводу покинуть корабль, — промямлил я, пытаясь сообразить, кто мог видеть меня в тот момент, когда я срывал с себя патронную сумку и прыгал в море. Наверно это был Гум. Проклятый доносчик. Но ведь я крикнул: «Покинуть корабль», значит формально отдал приказ. Я кашлянул, чтобы потянуть время и продолжил оправдываться, — я не мог бы плыть с карабином, поэтому выбросил его, но револьвер я не бросил.

Крол понимающе закивал, я поймал его заинтересованный взгляд и отвел глаза.

— Перед тем, как покинуть корабль, вы посадили своих людей в шлюпки?

— Нет, — тихо ответил я.

— Вы приказали им покинуть корабль и вплавь добираться до ближайших островов?

— Нет, — еще тише ответил я, — я, просто, приказал покинуть корабль.

— Говорите громче, — жестко сказал адмирал, — я не слышу.

— Я приказал покинуть корабль, — повторил я.

Крол отвернулся, прошел к окну и уставился во двор.

Я с тоской огляделся по сторонам.

— Значит Вы сказали «спасайся кто может», бросили личное оружие и прыгнули за борт?

Сказать было нечего. Я словно очутился в раннем детстве в гимназии, у доски, с не выученным уроком. В голове разливалась звенящая пустота и по спине поползли мурашки.

— Почему вы молчите?

Окружающие успели убедить меня в том, что я вел себя, как герой. Моя совесть замолкла. Иногда, ночью, я вспоминал о том, что из моего взвода выжило всего несколько человек, и мучительно стыдился своего поведения на корабле. Я утешал себя тем, что прыжок в ледяную воду, сам по себе героический поступок, и что долг каждого человека заботиться в первую очередь о себе. «Какого черта,» — думал я, — «Они сами во всем виноваты! Послали нас на верную смерть!» Иногда стыд порождает в нас необоснованную гордыню. Осознав, что мне нечего терять, я высоко поднял голову и громко объявил.

— Мне, нечего сказать.

Адмирал повернулся и уставился на меня. Видимо он давно не спал, глаза были красные.

— Ваш поступок достоин осуждения, — он сделал многозначительную паузу, — За трусость и дезертирство я должен вас наказать.

Он подошел к столу, зачем-то взял перо, повертел в руках и положил на место,