Разведчики нанесли врагу страшные потери и почти уравняли положение. Но за свою кратковременную победу они заплатили дорогую цену, какую едва ли могли себе позволить, если учесть неуклонно сокращающуюся численность гарнизона. Из двадцати человек, участвовавших в третьей вылазке, назад вернулись лишь четырнадцать, из которых полдюжины еле держались на ногах, и ни один не вышел из боя целым и невредимым, хотя многие раны были поверхностными.
Сипаи на крыше казарм прикрывали возвращение товарищей винтовочным огнем, а остальные члены эскорта ждали под аркой, чтобы запереть за ними двери и проследовать вместе с ними в резиденцию. Но на сей раз победители шли усталой поступью, и на лицах у них было не радостное, а мрачное выражение. Мрачность людей, которые понимали: плоды тяжело доставшейся победы не удержать надолго, за них придется сражаться снова и снова, все меньшими и меньшими силами – или же сложить оружие, что равносильно самоубийству.
Они отсутствовали недолго, но за это короткое время пятеро из солдат, занимавших позиции на крышах двух зданий резиденции, были убиты и шестеро ранены: самодельные парапеты плохо защищали от стрелков, находившихся на более высоких крышах соседних домов, – казалось, с небес лился свинцовый дождь. Они помогли спустить раненых вниз, где охваченный отчаянием Келли и его единственный помощник Рахман Бакш в нижних рубашках, измазанные кровью с головы до пят, точно мясники на скотобойне, трудились как одержимые, промывая, зашивая и перевязывая раны, извлекая пули, накладывая шины, давая анестетики и опиаты в битком набитых комнатах, где раненые лежали, сидели или стояли, привалившись к стене, с перекошенными от боли и усталости лицами, но не жалуясь.
С мертвыми обращались более бесцеремонно: времени относить трупы вниз не было, и их использовали для укрепления ненадежных парапетов. Разведчики подходили к делу реалистически. Они не видели причин, почему бы в столь критический момент убитым товарищам не послужить своему корпусу до конца, а конец казался близким, ибо теперь на двух крышах осталось меньше десяти человек, не считая мертвых. А враг не испытывал недостатка ни в людях, ни в боеприпасах…
– Пришел ли ответ от эмира, сэр? – спросил Уильям, когда, снимая на ходу окровавленную куртку, прохромал в кабинет и нашел там своего шефа, мертвенно-бледного от боли, но продолжающего методично стрелять сквозь проломанное в ставне отверстие.
– Нет. Надо послать еще одно письмо. Вы ранены?
– Всего лишь резаная рана. Ничего страшного. – Уильям сел и принялся разрывать свой носовой платок на полосы и связывать их вместе. – Но боюсь, мы потеряли шестерых, а еще несколько человек получили тяжелые увечья.
– С молодым Гамильтоном все в порядке? – резко осведомился сэр Луи.
– Да, если не считать пары царапин. Он отличный воин, этот парень. Сражался за десятерых и, подумать только, безостановочно горланил гимны. Солдатам, похоже, это нравилось. Интересно, они хоть догадывались, о чем он поет? Вероятно, они решили, что это какая-то воинственная песнь… Впрочем, если подумать, так оно и есть: «Божий Сын ведет войну» и тому подобное…
– Так он это пел? – спросил Каваньяри, тщательно прицеливаясь. Он нажал на спусковой крючок и довольно хмыкнул: – Попал!
– Нет, – сказал Уильям, перевязывая самодельным бинтом поверхностную рану на левой руке. – Что-то типа «Вперед, вперед за бога битвы, и в бегство обратим врага»… – Он крепко затянул узел зубами, надел куртку и спросил: – Вы хотите, чтобы я написал еще одно письмо, сэр?
– Да. Короткое. Скажите этому гнусному мерзавцу, что он дорого заплатит, если позволит нам погибнуть: сиркар пришлет армию, захватит его страну и… Впрочем, нет, такого писать не стоит. Просто настоятельно попросите этого малого во имя чести и священных законов гостеприимства прийти к нам на помощь, пока нас всех не перебили. Скажите, что мы в отчаянном положении.
Уильям принялся писать очередное послание эмиру, а Каваньяри отправил слугу выяснить, есть ли среди них человек, достаточно хорошо знающий Бала-Хиссар и готовый предпринять рискованную попытку доставить письмо во дворец, – только не из числа солдат, они все до единого нужны здесь. Риск был огромным: в ситуации, когда задняя дверь забаррикадирована, все крыши в пределах видимости заняты меткими стрелками, а подходы к территории миссии перекрыты мятежниками, шансы добраться до места назначения были ничтожно малы. Однако едва Уильям закончил писать, как слуга вернулся с одним из конторских служащих, пожилым тихим индусом, который имел родственников в Кабуле, знал Бала-Хиссар как свои пять пальцев и, относясь к смерти с индусским безразличием, вызвался попытать счастья.
Уильям спустился с ним во двор, а Уолли послал одного человека к казармам и еще двоих на крыши резиденции с приказом джаванам отвлечь огонь противника на себя, пока посыльный пытается выбраться с территории миссии.