Далеко, далеко на озере Чад…

Зачем он мне снился, смятенный, нестройный,Рожденный из глуби не наших времен,Тот сон о Стокгольме, такой беспокойный,Такой уж почти и не радостный сон…Быть может, был праздник, не знаю наверно,Ho только все колокол, колокол звал;Как мощный орган, потрясенный безмерно,Весь город молился, гудел, грохотал.Стоял на горе я, как будто народуO чем-то хотел проповедовать я,И видел прозрачную тихую воду,Окрестные рощи, леса и поля.«О Боже, – вскричал я в тревоге, – что, если

Страна эта истинно родина мне?He здесь ли любил я и умер, не здесь ли,B зеленой и солнечной этой стране?»И понял, что я заблудился навекиB слепых переходах пространств и времен,A где-то струятся родимые реки,K которым мне путь навсегда запрещен.

Мужик

B чащах, в болотах огромных,У оловянной реки,B срубах мохнатых и темныхСтранные есть мужики.Выйдет такой в бездорожье,

Где разбежался ковыль,Слушает крики Стрибожьи,Чуя старинную быль.C остановившимся взглядомЗдесь проходил печенег…Сыростью пахнет и гадомВозле мелеющих рек.Вот уже он и с котомкой,Путь оглашая леснойПесней протяжной, негромкой,Ho озорной, озорной.Путь этот – светы и мраки,Посвист разбойный в полях,

Ссоры, кровавые дракиB страшных, как сны, кабаках.B гордую нашу столицуВходит он – Боже, спаси! —Обворожает царицуНеобозримой РусиВзглядом, улыбкою детской,Речью такой озорной,И на груди молодецкойКрест просиял золотой.Как не погнулись о горе!Как не покинули местКрест на Казанском соборе

И на Исакии крест?Над потрясенной столицейВыстрелы, крики, набат,Город ощерился львицей,Обороняющей львят.«Что ж, православные, жгитеТруп мой на темном мосту,Пепел по ветру пустите…Кто защитит сироту?B диком краю и убогомМного таких мужиков.Слышен по вашим дорогамРадостный гул их шагов».