Далеко-далёко. Рассказы о детях

Мать решилась: «Сева, попробуй, уведи собаку обратно и подожди нас в нашем дворе. Я на тебя надеюсь и постараюсь побыстрее. Никуда не уходи, сынок!» Это решение не обрадовало Севка, тогда она выдвинула последний аргумент: «Ты же старший, ты мой помощник! И не ты ли отвечаешь за собаку?» В этих словах матери Севок прочёл и гордость за него, и надежду на него, и повиновался.

Когда Севок повернул обратно и собака пошла за ним, Галина Андреевна вздохнула и поспешила в поликлинику, тревожась, она не замечала, что почти бежит с коляской.

Вернулись они, сделав все необходимые дела, но учительница не переставала тревожиться, пока не увидела Севка одиноко сидящим в их дворе. Севок их заприметил тоже, сразу кинулся к ним: «Пальма сдыхает», – и зарыдал.

Учительница ничего не поняла:

– Где она?

– У нас на площадке…

– Постереги коляску. Сама посмотрю!

Мать схватила дочь на руки и поспешила в подъезд.

Пальма уже облизывала щенков, когда озабоченная учительница поднялась на свою площадку.

Щенки – сытенькие, шоколадно-мокрые, слепенькие, – тыкаясь головками, расползались по розам стёганки, пока их мать, Пальма, приводила их в порядок.

– Сева, посмотри сюда! – позвала мать сына. – Пальма жива.

Забежал Севок и не мог нарадоваться:

– Какие маленькие, какие хорошенькие!

– Что нам с ними делать-то?!

– Только не выкидывать! Только не выкидывать! – взмолился Севок.

– Да ну тебя! Конечно, не выкидывать, но и здесь на площадке оставлять нельзя! А давай мы их в нашу стайку в подвале пока перенесём, а потом отец с работы придёт, тогда и придумаем, что с ними делать! Что же ты новую стёганку не пожалел? Подстелил?!

– Я думал, она умирает… как Трезорка!

– Ой, как жаль! Но теперь уже ничего с ней не поделаешь, будет стёганка теперь Пальмина.

– Ага, – просветлел Севок, – будет Пальма с розами.

Они перенесли щенков в стайку, Пальма, неотступно следуя за ними, перешла сама.

Пришедший с работы отец, узнав новость, обрадовался меньше, чем ожидал Севок:

– В стайке, конечно, их оставлять нельзя, несколько дней пускай поживут, а дальше надо что-то придумывать: а вообще всё уже до нас придумали – будку надо делать! Да и куда её ставить – вот ещё забота, хозяйского дома нет, а будка с собакой – вот она! За-да-ча! Да!.. А ты что же обнову-то не сберёг? Мать старалась, старалась, эх ты! – он махнул рукой и замолчал.

– Не ругай его, отец, на благое дело он её извёл…

– Ну, потакай, потакай и дальше!

А ночью, когда Севок с сестрёнкой уже спали, отец засомневался: морозы ударят, а мы куда с такой псарней?

– Ты о чём говоришь, не пойму, – оправдывалась учительница, – ну не топить же мне их надо было?!

– А ты бы смогла разве? – усмехнулся отец.

– Нет!! – ответила учительница. – Спрашиваешь, как будто сам смог бы!

– Нет, не смог… и не сразу, а тем более теперь – когда она их покормила!

– Так мы о чём тогда говорим?

– А говорим мы о том, что их пристраивать надо, а куда, ума не приложу!

– Слушай! Может быть, хозяин Трезора согласится взять Пальму.

– Может быть, – отозвался, заинтересовавшись, отец.

– Только надо, чтобы мальчонок не один спрашивал, а со взрослым.

– Так это-то ясно. В субботу пораньше приду, тогда с ним и сходим.

А в субботу пораньше не получилось: то ли заказ какой-то срочный, то ли ещё что, только уехал отец в командировку. А Севок, прождавший отца до обеда, надумал сходить к хозяину Трезорки сам, потому что дворничиха ругалась, что развели грязищу в стайке, и грозилась всех этих щенят выбросить.

Он долго упрашивал мать и, заверив твёрдо, что «бегом туда, бегом обратно», – наконец вымолил разрешение.

Это когда они в прошлый раз всей ребятнёй ходили, дорога казалась короче, теперь Севок и шагал, и бежал, но до нужного дома было ещё о-ё-ёй как далеко… Дорожка, по которой спешил Севок, вилась по косогору, и как только он стал спускаться в низину, прохладный белый туман стал расползаться по ней толстым белым одеялом, изменив всё вокруг до неузнаваемости; казалось, что вместе с туманом отовсюду выползли страхи и неизвестная пугающая чернота. Севку сделалось жутко, и он в нерешительности остановился, не зная, что делать: идти назад – стыдоба (ведь сам напросился), вперёд – ноги не идут, страх обуял. Севок вспомнил, как тогда сказал ему отец: «Так смелость доказывают только дураки! А надо делом!» И ему стало стыдно, так стыдно, что вроде и страх стал проходить. «А я буду делом! Я делом!» – мысленно твердил он себе и стал себя убеждать, что в темноте ничего страшного нет (как говорила мама) – просто хуже видно, чем на свету. Севок сделал ещё несколько шагов и обмер. Он явно увидел, как через тропинку прошла чёрная, большая, лохматая тень, а потом другая, поменьше. Он стоял на тропке, боясь пошелохнуться, в голове всё перепуталось.

И тут неожиданно почти на него надвинулась чья-то большая спина…

Севок вскрикнул, присел.

– Ох, господи! Как ты меня напугал! – сказала спина бабьим голосом. – А ты чего здесь один сидишь, потерялся? Ты чей? – она погладила Севка по голове.