Далеко от Москвы

Зимняя дорога расползлась, просека превратилась в сплошную трясину, в которой беспомощно вязли автомашины и тракторы. Единственным средством передвижения оставалась верховая лошадь, и то не везде. Все люди работали на строительстве летней дороги. Она почти сплошь должна была состоять из «накатника» или «лежневки» — плотно уложенных поперек и связанных между собой тонких бревен. Строителям приходилось носить их на себе. Особенно тяжело пришлось бригадам в безлесных долинах — в таких местах «накатник» вырубался в ближайшем лесу, иногда в двух километрах от трассы. Строители тащили на плечах кто по одному, кто по два бревна, увязали в жидкой грязи, часто спотыкались и падали.

Главный инженер скрепя сердце мирился с этим варварским способом работы. Он с радостью откликался на любое предложение, облегчающее труд, и в двух местах, обнаружив на складах мотки толстой проволоки, помог быстро наладить подвесную дорогу для переброски бревен из леса к трассе.

— Еще скажи спасибо, что такие труды выпали на лучшее время в тайге, — говорил Карпов.

И верно. Осточертевшие холода с метелями остались позади, знойное лето с тучами непереносимых комаров и мошкары еще не наступило. Воздух был теплым, мягким. Под белой корой манчжурской березы началось движение сока, и на трассе все пили из берестяных стаканчиков сладковатую терпкую воду, живительное «вино весны».

На четвертый день путешествия в тайге то верхом на лошади, то пешком, по пояс в трясине, Беридзе и Карпова настиг холодный ветер с пролива.

— Ледоход начался, паря! — сразу определил Карпов.

...Последним, кто рискнул пройти с материка на остров по еще неподвижному, но ненадежному льду пролива, был Кондрин. Он уже не раз бывал на острове; Беридзе обязал его помогать в работе менее опытному, чем он, бухгалтеру островного участка. Кондрин, отпрашиваясь у Филимонова, объяснил: ледоход продлится недели две-три; за это время ему, Кондрину, удастся проверить состояние учета по всем раскинутым на острове складам и торговым точкам. В действительности же Кондрин не только поэтому заторопился на остров. Отношения его с Серегиным обострились. После пропажи чертежей Серегин, очень разозленный и взволнованный, пришел к бухгалтеру и требовал:

— Верни чертежи, украденные из мастерской. Это твоя работа! И перестань пакостить! Иначе я с тобой рассчитаюсь.

— Ты спятил, Серегин! Какие чертежи, какие пакости? При чем здесь я? — возмутился Кондрин.

Механик, не желая слушать оправданий, упрямо настаивал на своем. По его мнению, Кондрин имел прямое отношение к странным происшествиям на участке и в случае с бараками, и в случае с пробками в трубопроводе.

— Убирайся с участка, и я тебя забуду, — твердил Серегин. — Дай мне и всем людям спокойно работать. Из-за тебя и на нас падает тень. Я покой потерял — все думаю, как бы ты где-нибудь не навредил.

Кондрин имел возможность и раньше убедиться в том, что Серегин целиком поглощен монтажом насосов и ко всему другому потерял интерес. Серегин смотрел на бухгалтера зверем, когда Кондрин заходил в мастерскую хотя бы по долгу службы. Под горячую руку он мог не только донести на него, но и просто убить.

Кондрин пытался пригрозить Серегину, уговорить его — ничего не получалось. Механик пришел к Кондрину с окончательным решением и не сдавался.

— Буду ждать до завтра, — твердо заявил Серегин. — Если завтра к шести часам вечера чертежи не будут возвращены в мастерскую и ты подобру-поздорову не оставишь участок, — я заявлю о тебе.

Вскоре после разговора с Серегиным Кондрин, несмотря на предупреждение, что лед в проливе вот-вот тронется, отправился на остров. А после его ухода, ночью, с механиком Серегиным произошел несчастный случай. Он пробирался мимо постройки насосной станции, и сверху ему на голову свалился тяжелый брус. Беридзе доложили о происшествии; Серегин сутки не приходил в сознание, состояние его было безнадежное.

Со скалистого мыса Гибельный Алексей и Таня смотрели на оживший пролив. Торосы рушились. Крупные льдины громоздились одна на другую и, как живые звери, выбрасывались на скалы. Освобожденный от зимних оков поток мощно шумел. Сложный вихрь звучаний оглушал людей, стоявших на берегу. Ревел и выл бешеный ветер. Глухо трещали ломавшиеся на части ледяные пласты — это походило на орудийные выстрелы. С непрерывным шуршанием терлись о берег льдины. Музыкально звенели, перетекая и крутясь воронками, быстрые водяные струи. И, подобно льдинам, такой же нескончаемой чередой плыли мысли Алексея и Тани, наблюдавших за ледоходом. Алексей думал о том, что вот уже два месяца он не получал известий о Зине. Он посылал ее матери телеграмму за телеграммой, но без ответа.

Таня в который раз пыталась разобраться в своих усложнившихся взаимоотношениях с Беридзе. Он уехал, и она тосковала...