Далеко от Москвы

— Нет уж, поезжайте сами с Батмановым! Я человек маленький, ведаю одним боевым участком, за все строительство не ответчик! — бушевал Алексей.

Георгий Давыдович хохотал, плеща воду из ковша на грудь и на спину. Алексей вырвал у него из рук ковш и бросил на лавку:

— Да хватит тебе забавляться! Баню устроил!

— Вот что, Алексей, я тебе серьезно говорю: не теряй времени, до управления лететь три часа. Торопись. Батманов ждет, звонил мне, справлялся, вылетел ли ты.

Ковшов стоял с видом человека, которому немедленно надо куда-то бежать. Однако по мере того, как неожиданное сообщение доходило до его сознания, энергия и решительность покидали его. Алексей поник головой и опустил обнаженные мускулистые руки.

Беридзе, переодевшийся в чистую сорочку, подошел к нему и взял за плечи:

— Тебе же не надо объяснять, Алеша, ты все понимаешь сам. Нужно ехать. Ты самый подходящий для этого человек. О стройке все знаешь, и о технике, и о ресурсах. И ведь в родное место едешь, это мы с Василием Максимовичем тоже учли. Думали — будешь рад без памяти. А ты упираешься. Когда приедешь, вспомни на минуточку Беридзе и скажи ему спасибо. Москве низко поклонись от меня. Скажи ей, что мы на Адуне изболелись душой за нее, за родную. — Он встряхнул товарища за плечи. — Давай здесь простимся. На участок тебе не надо заезжать — времени нет, да и люди без того взволнованы. Ну, прощай! Эх, и до чего же сердце заныло у меня, привык я к тебе.

Крепко расцеловав Алексея, Беридзе первый вышел из дому и, не взглянув больше на товарища, чтобы не показать увлажнившихся глаз, сел в машину и уехал.

Проследив за пикапом, пока он не скрылся из виду, Ковшов огляделся и поднялся на сопку, к могиле Тополева.

Кто-то заботливо ухаживал за последним прибежищем Кузьмы Кузьмича. Серо-гранитный камень-памятник был окружен аккуратной деревянной оградой, на могиле лежали свежие цветы.

— Эх, старик, пожить бы тебе еще немного, — вслух, сказал Алексей и вздохнул. — Вот, уезжаю в Москву. Прощай, дорогой.

Он приложил ладонь к могиле, постоял так с минуту, потом спустился к бухточке, где покачивался на воде гидросамолет начальника строительства.

Забравшись в кабину, Алексей только теперь понял по-настоящему, что ему и в самом деле предстоит далекое путешествие. Он попросил пилота вести самолет низко над трассой.

Со сложным чувством волнения, радости и светлой грусти смотрел он на стремительно сменявшиеся картины созидательного боя за нефтепровод. Трасса жила! Перед ним развертывалась та самая полнокровная жизнь, о которой с такой болью, с такой тоской мечтали они с Беридзе, блуждая зимой по трассе, существовавшей тогда больше в чертежах, чем в действительности.

Строительная площадка на сотни километров обозначалась ровной просекой и тремя четкими линиями внутри нее: линией траншеи и либо параллельной линией трубопровода, либо вытянутых в нитку, но еще не сваренных труб. С этими двумя линиями то скрещивалась, то расходилась линия дороги.

Во многих местах вдруг пропадала то линия траншеи («Много еще копать», — вздыхал Алексей), то линия трубопровода («Уже уложен в траншею, хорошо!»). В отдельных местах оставалась только линия дороги, и вдоль нее чернели квадратные штабеля труб («Батюшки! До сих пор они не развезли труб. Скандал! Торопиться надо, ох, торопиться!»).

И внизу торопились, Алексей знал это и видел. Десятки автомашин и тракторов ползали по дороге, растаскивая трубы. Канавокопатели выгрызали траншею, выбрасывая на поверхность ровные пласты земли. Тысячи строителей и колхозников копали траншею вручную, и земля, перемещаемая лопатами, словно висела в воздухе сплошной серой лентой.

Работа сварщиков обозначалась многочисленными огоньками, видимыми с самолета даже под солнцем. Связисты заканчивали навеску проводов на установленные вдоль трассы белые столбы, похожие сверху на ровно вычерченный по зеленому полю пунктир.

Трасса жила, шумела! Шум покрывался ревом моторов самолета. Но Алексей, внезапно выхваченный из ритма жизни своего участка, явственно слышал голоса трассы: стрекотание тракторов, басовитые гудки автомашин, сварливое шипение сварочных аппаратов, возгласы и песни строителей. Ему даже казалось, что он узнает лица людей: они отрывались от работы, чтобы взглянуть на пролетавший над ними самолет.

А слева нес свои воды огромный, ослепительно сверкающий, как бы вобравший в себя все солнце, Адун, и по обе стороны от него без конца и без края простиралась тайга.

Глава тринадцатая

Отчет перед родиной

Алексей, прилетев в Новинск, не успел даже умыться и переодеться. Его перехватили возле управленческого аэродрома и велели немедленно идти на совещание к начальнику строительства.

Все в управлении уже знали о поездке Ковшова в Москву, и, пока он шел к Батманову, встречавшиеся на пути сотрудники поздравляли его и желали успеха. В коридоре Алексей неожиданно столкнулся с Женей. Она растерянно ответила на его приветствие и поспешно ушла.