Читаем Далеко от Москвы полностью

— Я думаю дать товарищу Ковшову две диаграммы: динамику поступления рацпредложений по месяцам и сумму условной годовой экономии, полученной от изобретательства.

Совещание хохочет. Батманов смотрит сердитыми глазами на Полозкова.

— Не нужна ваша «динамика» и «условная экономия»! Вы дайте нам живое человеческое сообщение о безусловном творчестве наших инженеров и рядовых строителей. На участках мы видели изобретательство на каждом шагу. Вся левобережная трасса Беридзе и Карпова — что это такое? А способ развозки труб «на себя» Ковшова и Махова? А премиальный ларек Рогова и Кучиной? Или силинский бульдозер, подминающий тайгу? Или взрывной метод рытья траншей Кузьмы Кузьмича Тополева? А сварка труб в зимних условиях? А передвижка по льду стальных плетей длиной в километр? Товарищи дорогие, ведь все это новаторство!

...Алексей реально представляет себе: подходит критический момент испытания. Беридзе теперь уж не покидает опрессовочного аппарата. Сотни внимательных и настороженных глаз строителей прикованы к манометрам. Давление в нефтепроводе неуклонно поднимается. Либо оно достигнет красной черты — семидесяти атмосфер, и тогда загремят аплодисменты и многоголосое восторженное «ура!», Беридзе с Умарой, подхваченные сильными руками, взлетят над толпой. Либо уплотнённая вода разорвет стыки — и тогда... «Они увлеклись там, как бы не случилось несчастья?» — беспокоится Алексей и в ответ явственно слышит, как голосом Грубского непрерывно передается по тридцати километровой трассе предостережение: «Отойти от траншеи — опасно! Отойти от трубопровода — высокое давление, опасно! Товарищи, осторожно! Внимание!»

— Вы смело и честно, товарищ Ковшов, говорите в Москве о наших недостатках, промахах, неудачах и ошибках! — гремит голос Батманова. — В наш коллектив пробрались предатели — мы не сразу их раскусили. В нашей среде нашлись дезертиры, шкурники и трусы — не замалчивайте этого. У нас были и такие, которые не верили, что можно построить нефтепровод за год. Были и такие, что не считали строительство стоящим делом и подавали рапорты об отправке их на фронт.

Гречкин толкает Алексея в бок:

— Про тебя речь. Чувствуешь?

— Расскажите все, как было, товарищ Ковшов, — заглушает Гречкина Батманов. — Мы сначала неправильно поняли режим военного времени, не занимались бытом. Инженеры мерзли у нас в обледенелых каморках, в столовой кормили одной картошкой. «Что ж поделаешь — война!»

...Алексей в уме отсчитывает секунды и еле сидит на месте. «Пора бы... Почему Беридзе молчит? Неужели катастрофа?» В кабинет торопливо входит секретарша и, покосившись на Алексея, что-то шепчет начальнику строительства. Тот протягивает руку к отставленному в сторону селекторному аппарату. Алексей вскакивает...

...Шум врывается в кабинет, как вода в пустой шлюз. Сначала ничего нельзя разобрать, чувствуется лишь, что шум этот означает нечто огромное и значительное: не то бушующее море, не то грохот большого сражения. Все напряженно вслушиваются. В оглушающем хаосе звуков вдруг отчетливо звучат отдельные человеческие голоса, восклицания: «Это Сталину нашему подарок!», «Качать Умару Магомета!», «Где товарищ Ковшов? Где наш начальник? Качать товарища Ковшова!», «Ура главному инженеру Беридзе!» И снова голоса растворяются в усиливающемся шуме, теперь понятном. Это рукоплескания, овация тысячной толпы строителей.

Алексей, не дыша, стиснув зубы, прильнул к селектору. Он словно впитывал в себя отголоски жизни своего участка.

Наконец буря звуков начала утихать. Возник голос Беридзе:

— Управление! Управление!

— Я управление! — ответил Батманов.

— Докладывает главный инженер Беридзе. Испытание головного участка прошло блестяще! Трубопровод в тридцать километров не дал ни одного разрыва даже при максимальном давлении в семьдесят атмосфер! Поздравляю вас, товарищ начальник строительства, и прошу передать поздравление товарищу Ковшову и всему коллективу управления.

— Вас от души поздравляю, товарищи! — ответил с жаром Батманов.— Работа строителей головного участка заслуживает самой высокой оценки. Красное знамя управления оставляем за участком. Немедленно же сообщим о вашей победе в Москву и Рубежанск.

— Начальник, хорош моя сварка? — вмешался Умара Магомет. — Помнишь, говорил: «Быстро варишь, брак не сделай». Ни один стык не порвался. Премия давай сварщикам, обещал!

— К ночи получите приказ с премиями, — взволнованно сказал Батманов.

...Вспыхивают аплодисменты — и теперь в кабинете Батманова. Все стоя хлопают в ладоши и смотрят на Ковшова. Он никого не замечает, напряженно пригнулся к селектору, губы у него шевелятся, глаза часто-часто моргают. Парторг кивком показывает на него Батманову, сам придвигается к микрофону, кричит:

— Товарищи строители головного боевого участка! У аппарата ваш начальник инженер Ковшов. По срочному заданию он вылетает в Москву, поэтому его нет сейчас с вами. Он хочет сказать вам слово...

Участок замирает... Алексей с минуту молчит, собирая мысли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза