Далеко от неба

— Я вот лодку приподниму, лезь под неё и лежи не дыши. Он же не догадается, как ты под неё попал. Вон она какая тяжелая… Лезь. А когда не найдет, мы у него что хочешь в награду потребуем.

— Ружье.

— Ружье, так ружье. Сиди тихо, он сейчас придет, искать будет.

Сашка затих под лодкой, а Василий, низко пригибаясь, а где и ползком, обежал открытое пространство и, выглянув из-за лиственницы, оглядел двор. Уяснив расположение незваных гостей, он добежал до сарая, закинул ружье на спину и, приставив к стене тяжелое бревно, почти забежал по нему на крытую потемневшими от времени досками крышу. Бесшумно поднялся по ним до верха, выглянул. Тот, что с обрезом, стоял почти под ним, стараясь не упустить ни слова из разговора Ермакова с Пехтерем. Прятавшийся у стены дома тоже вытянул шею, прислушиваясь. Прямо над его головой висело на гвозде старое цинковое корыто.

Василий, почти не целясь, выстрелил в корыто, с грохотом упавшее тому на голову, и тут же, спрыгнув с крыши, обрушился сверху на так ничего и не понявшего мужика с обрезом. В то же самое мгновение тяжелый кулак Егора Рудых надолго вывел из строя Пехтеря. На лету подхватив вылетевший из его рук карабин, Ермаков подскочил к оглушенному внезапностью происходящего и упавшим на голову корытом пирату. Тот повернулся и, расставив ноги, торопливо оперся руками на темные бревна стены.

— Грамотный, — усмехнулся Ермаков и, нашарив под одеждой пленника пистолет и внушительных размеров тесак, легким отработанным ударом обездвижил кулем осевшего мужика. Василий тем временем спеленал своего подвернувшейся под руку веревкой и подтащил его к все еще неподвижно лежавшему Пехтерю.

— Вроде еще один должен быть для ровного счету? — спросил его Ермаков.

— Лежит. Там… — И Василий кивнул в сторону реки.

— Сашка где? — спросил Егор Рудых.

— Под лодкой. Иди освобождай. Нормальный пацан. В деда верит, как я в нашего старлея. С этими чего делать будем?

— Сделали уже. Пускай гуляют. Они теперь стойбище Егора Егоровича по кругу обходить будут.

— Раньше они так не наглели.

— Любопытство мужиков одолело: по какой такой причине мы тут с тобой оказались?

— Ну? — помедлив, спросил Василий. — По какой?

— Разговор долгий и не очень простой. Пойдем в избу, я тебе всю здешнюю диспозицию изложу.

— А надо? — снова помедлив, спросил Василий.

— По желанию. Хочешь разобраться, в какой капкан твой братан угодил…

— Пошли, — оборвал его Василий и, не оглядываясь, пошел в избу.

Егор Рудых сгрузил «пиратов» в старую телегу-бестарку, выкатил её за ворота и чуть подтолкнул под откос к реке. Телега, набирая скорость, покатилась вниз и, основательно подскочив на уступе берега, со всего размаху въехала в воду. Все еще не очухавшийся после удара камнем четвертый налетчик, мимо которого со скрипом и матом невольных пассажиров пронеслась телега, посмотрел ей вслед и спросил неизвестно кого: — Чего это?

Увидев, как его подельники с кряхтением и стонами вываливаются из телеги в воду, он, пошатываясь и держась за голову, поплелся к ним.

— Чего было-то? — плачущим голосом спросил он Пехтеря. Тот, развернувшись, так «приложил» его, что вторично пострадавший отлетел чуть ли не на середину реки.

— Дед, — спросил освобожденный из-под лодки Сашка. — Ты меня сам нашел или дядя сказал?

— Сам ты что по такому случаю соображаешь?

— Мамка говорит, я еще плохо соображаю. Наверное, дядя сказал.

— Почему так считаешь?

— Мамка говорит, ты тоже не соображаешь. В этом…

— В чем? — грозно нахмурился Рудых.

— Воспитании.

— Та-ак. Мамка у тебя хорошая?

— Хорошая.

— А кто её воспитал?

— Не знаю.

— Я и воспитал. Значит, соображаю маленько. Вернется, мы с ней еще потолкуем, кто чего не соображает.

* * *

Ермаков и Василий сели друг против друга за стол и некоторое время молча смотрели друг на друга.

— С чего начнем? — спросил наконец Ермаков.

— С вас, — ответил Василий и, вспомнив, что еще вчера они договорились говорить на «ты», поправился: — С тебя.

— Логично, — согласился Ермаков. — Бывший мент, следак, майор, между прочим, хотя тоже бывший — Родион Ильич Ермаков. Можно просто — Ильич.

— Добровольно «бывший» или как?

— Зришь в корень. В основном — добровольно. Надоело за ментовскую зарплату исправлять неисправимое. Решил разбогатеть сразу и навсегда.

— Здесь, что ли?

— Смешно, конечно, но именно здесь. На этом самом месте. Вернее, поблизости. В радиусе, скажем, семидесяти — восьмидесяти километров.

— Клад хочешь отыскать?

— Снова в «десятку». Клад! И еще какой!

— Подставил тебя кто-то. В наших местах клады даже по причине белой горячки не брались отыскивать. Богатеев тут сроду не водилось.

— Не скажи, Василий Михайлович, не скажи. Богатеев не водилось, а золотишко было. Было?

— Кошкины слезы, а не золотишко. Пираты шерудят на старых отвалах помаленьку на опохмелку, и то, если другое чего не подвернется. На ягоде больше возьмешь, чем на нашем золотишке.

— Про Чикойское золото слышал?

— Кто про него не слышал. Сказки все это. Для детишек.