Сегодня я присутствовал на кратком рабочем митинге, посвящённом успешной работе миссии «Вега» в одиночку, без своей ненаглядной. Вейла взяла больничный лист, благо ей это ничего не стоило – всего-то вызвать врача на дом и продемонстрировать вынутый из-за пазухи градусник. И строго соблюдала домашний режим. Без больничного ей сейчас никак, сейчас самый аврал у них, спит по три часа, слушает ЦУП и прочие интересные точки – страхует операции иномейской Службы неба…
– Антон Эдуардович!
Помедлив долю секунды, я обернулся. Вообще-то в силу возраста по имени-отчеству меня в родном учреждении величают покуда нечасто.
– Антон Эдуардович, ну наконец-то я вас нашёл, – председатель профкома нежно подхватил меня под локоток. – Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
– Да, пожалуйста. Однако в чём дело-то? Хотя бы вкратце.
– Понимаете, тут такой компот образовался… короче, без вас никак. Да идёмте, идёмте, ну не для коридора разговор!
Следуя за ультравежливым предпрофкома, я незаметно нажал на бляшку телепатора. Вот так… сейчас узнаем точно, что за компот.
В кабинете нас дожидались двое. Одного я узнал, этот товарищ из Первого отдела присутствовал при моём оформлении на работу – режимное предприятие как-никак. Второй товарищ был мне неизвестен, однако и без телепатора ошибиться было трудно. Кагэбэшник, он и в бане кагэбэшник.
– Здравствуйте, – я не счёл за труд поздороваться первым.
– Антон Эдуардович? Здравствуйте, здравствуйте! Присаживайтесь, пожалуйста.
«Интересный парень» – этот гэбист – «должен здорово нравиться девкам».
– Антон! – в отличие от профбосса первоотделец предпочитал задушевный стиль общения, накоротке, и при малейшей возможности переходил на «ты». – Как хорошо, что ты не в командировке! Слушай, тут такая петрушка… Ты же в курсе, что случилось с нашей Ниной Смирновой?
– Ну в общих чертах да. Мне Саша Кравченко сказал…
– Да, вот ведь какое несчастье… – лицо «первача» выражало довольно глубокое горе, но телепатор эту мимику не подтверждал. В общем и целом пофиг товарищу. – Вот так живёшь, живёшь, и вдруг бац… Хорошая ведь такая девушка, активная комсомолка…
Он тяжко вздохнул.
– Как она сейчас?
– Да плохо… Спутанный бред. Тебя вот всё время вспоминает, кстати. Вот Вениамин Иваныч, психотерапевт – знакомьтесь, кстати! – в недоумении. Лечение прописано, первоклассные медикаменты, а толку чуть… Вот к нам приехал за помощью. Кто, говорит, этот самый Антон Привалов, которым пациентка денно и нощно бредит.
«А про Марину Рязанцеву мы пока умолчим, пожалуй. Не к месту сейчас».
– Позвольте мне, – заговорил наконец гэбист. – Тут вот какое дело, Антон… эээ… Эдуардович. В моей практике встречались случаи, когда системно-упорный бред разрушался при личном контакте. Возможно, тут мы имеем как раз такой случай? Вы бы навестили её, м?
«Вообще-то это называется очной ставкой, но мы не будем», – шелестит в моей голове бесплотно-телепатическая речь.
– Да и вообще, как-то не по-товарищески выходит, – вновь встрял «первач». – Комсорг уже сколько в больнице, а друзья-коллеги и не навестили ни разу…
– Девчонки пытались, да завернули их. Закрытое заведение…
– Ну вопрос с закрытостью-открытостью мы уладим.
– Я готов, – не стал я спорить. – Когда?
– Да вот прямо сейчас, – улыбнулся «психотерапевт». – Я на машине, чего проще.
– Надо бы собрать передачку в больницу-то…
– Предусмотрено уже! – встрепенулся профбосс.
– В самом деле, – гэбист продемонстрировал пластиковый пакет, гружённый роскошными импортными яблоками, апельсинами, персиками и поверх всего богатства стопкой шоколадок. – Профком ваш просто молодцы. Чуткость к людям… – «Доктор» взглянул на часы. – Время к концу рабочего дня идёт, я вас потом до метро подброшу или до дому – как хотите. А то мне неловко, право…
«Ему неловко… сказанул, угу» – мысль первоотдельца.
– Тогда поехали. – Я встал.
Машина «психотерапевта», естественно, оказалась чёрной «Волгой». Настолько предсказуемо, что я даже поморщился. Коряво работаете, товарищи, ну что это такое – док из психушки на чёрной «Волге»… приметней разве только школьный учитель на «Чайке», неужто трудно взять «Жигули»… А впрочем, лень и пофигизм – национальная черта советского человека, и органы, очевидно, не исключение.
«Морщится пацан-то. Несоответствие углядел, стало быть. Вечером расскажет подружке, и если там что-то и впрямь нечисто, подружка должна занервничать».
– Скажите, а вы давно знакомы со Смирновой?
– М? Ну, в общем, я пришёл, она уже в комсорги выбилась…
– Простите за нескромность, Антон Эдуардович, но я всё-таки спрошу… Вы были достаточно близки с моей подопечной? Мне это важно знать как врачу-психотерапевту.
– Вообще да, вопрос достаточно нескромный, – я чуть улыбнулся. – Но я отвечу. Нет, не были мы близки. То есть абсолютно.
– Хм… Видите ли, если откровенно, то, что мы наблюдаем у пациентки, трудно назвать иначе, как «сохнуть от любви»… есть такой меткий термин в народном фольклоре.