Далеко от Земли

– Какие мы всё-таки разные… Ведь ты сейчас совершенно искренне говоришь. Телепатор не оставляет места сомнениям насчёт возможной шутки. Ты искренне убеждён, что война – это нормальное явление в жизни общества.

Пауза.

– Даже если допустить на минутку, что мужчины какого-то общества решили сообща перебить соседей, разве Совет Матерей даст им осуществить такое безумие? Наложат вето, разумеется.

Она поймала на лету падающий кленовый лист.

– А уж такое явление, как «рабыня», – да как вообще могло появиться подобное слово?

– У вас там и рабства не было, похоже…

– Конечно, нет. Это же безумие. Ну что стоит работнику, которого побоями заставляют работать, за какую-то четверть церка извести весь плодовый сад? Подрезал кору кольцом, и готово… Страх смерти? Достаточно одного, кто не побоится. Или на каждого такого… гм… работника держать по надзирателю?

Она резко обернулась. Взгляд, пронзающий насквозь, как копьё.

– Но мы заговорили не о рабах, а о рабынях. Вот ты, ты лично – согласился бы держать на привязи женщину? Насиловать её, бить?

– Я?! С ума сошла?! – я округлил гляделки не хуже филина.

Её глаза излучали теперь мягкий свет.

– Хороший ты какой, Антошка… Ведь даже на миг не дрогнул. Невозможно укрыть грязь в душе от телепатора.

Она вздохнула, посмурнев.

– Да, к тебе это не относится. Но так не думают многие обитатели Иннуру. Вообще, они много чего думают… Порой мне хочется выключить телепатор, до того мерзко… но тогда, боюсь, будет ещё хуже. Буду думать, что они все…

Я привлёк её к себе, и она не воспротивилась. Я уже искал её губы. Сейчас… вот сейчас…

– Нет, нет… – она напряглась, как пружинка. Ладошкой прикрыла мне губы. – Я не готова. Не сердись.

– Всё будет так, как ты захочешь, – без всякой улыбки сказал я.

– Мы уже почти пришли, – она оглянулась. – Это же вон там твой дом?

И только тут до меня дошло – за время нашей прогулки и поиска особо тихих мест, где можно без помех слушать шелест падающих листьев, мы как-то незаметно добрались аж до моего дома. То есть для меня незаметно, ага.

– Ты очень опасная женщина, однако. Когда обзаведёшься мужем, в твоей семье будет царить беспросветный матриархат.

– Ни в коем случае, – в её глазах плясали смешинки. – Мужчина всегда должен сам принимать решения, иначе он мгновенно превращается в ленивого попрыгая… или кота, если тебе такая ассоциация ближе. И всё, что остаётся делать женщине, это незаметно помочь мужчине принять правильное решение. Или не принять неправильное.

– О, как это мудро!

И мы разом рассмеялись.

– А вон там ехала та милицейская машина. Помнишь? Ты её тогда долбанула, как настоящий опытный истребитель танков.

– Помню, – она улыбнулась. – Я тогда здорово испугалась.

Вейла глубоко вздохнула.

– Ну давай, веди меня.

– Э…

– Ну как куда? С родными знакомить. Папа, мама, сестрёнка Ленка…

– Твой этот самый телепатор – жуткий прибор, слушай. Только-только стоит подумать разок…

– Разок? Да ой! В твоей голове эта мысль сидит, как ржавый гвоздь в доске.

* * *

– Ну всё, всё, хватит, обжора!

Здоровенный пёстрый попрыгай тёрся о хозяйские ноги, распушив перья, урча и пощёлкивая клювом, – выпрашивал добавки. Вздохнув, Инбер взял с тарелки крупный плод в жёсткой кожуре, подкинул на ладони. Попрыгай заурчал громче и с утроенной силой принялся тереться об ноги, явно одобряя ход мыслей хозяина.

– Тебя не хватятся там? – Инмун сидел в гравитационном кресле, вертя на пальцах кольцо-головоломку.

– Я оформил больничный лист, – резидент улыбнулся, отдавая домашнему любимцу фрукт. Любимец тут же принялся его разделывать своим могучим клювом.

– Мм… что такое «больничный лист»?

– Ну временная нетрудоспособность ввиду болезни…

– А, да… вспомнил. В той стране неплохие законы.

– Двое выходных суток, плюс пять больничных, плюс ещё двое следующих выходных. Итого девять иннурийских суток, это же почти восемь церков. Так что возвращаться буду уже в тумане.

– Никуда не поедешь? Сейчас восход на Искристом мысе.