Далекое будущее Вселенной

Даже столь близкий к самости феномен, как скорбь от потери любимого, может быть (в общих чертах) понят в терминах ИИ. Подобно тому как для свободного выбора необходима определенная когнитивно–мотивационная архитектура, так же определенная психологическая архитектура требуется и для возникновения скорби, и для переживания ее на протяжении нескольких месяцев или лет [46]. Скорбь от потери любимого, при всех ее дестабилизирующих эффектах, неизбежна, учитывая психологическую природу — математическую архитектуру — личной любви. Этот тип любви (в отличие от похоти или даже агапе) представляет собой сложно структурированную привязанность, глубоко укорененную в личных когнитивных и мотивационных ресурсах, не в последнюю очередь, в теории сознания [26]. Она вступает в игру всякий раз, когда перед человеком предстает выбор, способный так или иначе повлиять на любимого.

Дети в экспериментах Теркл, как и большинство наших современников, полагали, что ИИ не имеет ничего общего с эмоциями. Но это ошибка. Действительно разумная система, биологическая или искусственная, не может не обладать эмоциями в какой‑либо форме. Дело в том, что эмоции вообще, от легкого беспокойства до безутешного горя, необходимы для управления поведением в условиях ограниченности ресурсов и множества конфликтующих мотивов или целей. Они не опциональное дополнение, а математическая необходимость. («У меня только две руки!» — это выражение имеет не только буквальный, но и глубокий психологический смысл.) Наличие эмоций у ИИ признается с конца 1960–х годов (хотя, кажется, часто игнорируется) ([39]; [2], глава 6; [41]; [46]).

Эмоции тесно связаны с религией, поскольку бесстрастная вера вряд ли заслуживает своего имени. Аскетический деизм может приглушать эмоции и определенно отвергает любые личные аспекты Высшего Существа и отношения к Нему людей. Но даже деизм предполагает определенные эмоции — благоговение и трепет. (Без них он превращается в холодную научную космологию.) Анимистские религии могут добавлять к этому страх, радость, агрессию, мольбу, даже благодарность. А полномасштабный теизм включает в себя опыт (иллюзорный или реальный) отношений любви с личным Богом, что выводит нас на ту же базовую психологическую архитектуру, что и чувство скорби.

Однако скорбь здесь невозможна, так же как невозможно для разумного взрослого человека испытывать негодование из‑за дождя. (Раздражение, быть может, но не негодование.) В особенности невозможно это потому, что здесь любимый (как мы верим) не может ни умереть, ни изменить. Точнее, в это невозможно поверить, пока тверды наши богословские убеждения. Но иногда они колеблются. Тогда могут возникнуть эмоции, сравнимые со скорбью, негодованием или горьким разочарованием; вспомним возглас псалмопевца: «Боже мой, Боже мой, для чего Ты меня оставил?» С богословской точки зрения испытывать подобные эмоции столь же неверно, как негодовать на дождь; правильное отношение к Богу даже пред лицом самых черных злодейств и бедствий — непоколебимое доверие Иова. Ибо невозможно, буквально невозможно, чтобы Бог покинул народ свой. Бросить в беде — самый мерзкий из видов предательства, ибо бросить может только сильный и только слабого ([3], с. 80–86). Наши представления о личной любви исключают предательство во всех его формах, и прежде всего — способность бросить в беде. (Вот почему цитата из псалмопевца в устах Иисуса на кресте так же глубоко проблематична, как и «искушение» его дьяволом.)

Короче говоря, такие эмоции, как любовь, скорбь или негодование, — это не просто чувства. Скорее это тонко структурированные психологические диспозиции, создаваемые сложной вычислительной архитектурой.

Однако практическая работа с ИИ (законченными компьютерными моделями) дает немного оснований для выводов о самости и эмоциях. Один из ранних исследователей ИИ, а также доктор медицины и практикующий психоаналитик попытался проверить на ИИ фрейдовскую теорию невроза. Его интересовало то, как суперэго порождает тревогу; как тревога распространяется на предметы, аналогичные представляющим реальную угрозу; как выбирается один из доступных защитных механизмов (проекция, замещение, отрицание и т. п.) и как эти механизмы влияют на специфические трансформации вызванных тревогой представлений ([19], см. главы 2–3). Позже он попытался также смоделировать системы вызванных тревогой представлений, характерные для параноидной шизофрении [20]. Но эти попытки были явно незрелыми; достаточно трудно заставить компьютер рационально стремиться даже к одной цели, не говоря уж о смешении нескольких мотивов под влиянием тревоги и/или суперэго.