Далекое имя твое...

В плечах побаливало от перенапряжения, ноги не хотели двигаться… Пора бы привыкнуть.

— Имре, с боевым началом! Как отлетал? — встретил сосед по койке, радостно ощерясь, будто птицу за хвост схватил.

— Мог бы не спрашивать. Как ласточка!.. Только тело гудит.

— Это с непривычки… Кстати, там тебе письмо. Я под подушку сунул…

— Чего ж молчишь?

Усталость, как ветром, сдуло. «Молодец, Марта! А я еще не успел отослать. Она бы давно получила».

Не заходя в столовую, свернул за письмом. Показалось, ничего нет дороже сейчас, чем этот проштампованный четырехугольничек, конверт, который она держала в руках! Незаметно поднес его к лицу, стараясь уловить тот родной запах, который тревожил его, пронизывая каждую клетку тела. «Нет, в пересылке растерялся. Только штемпелем пахнет».

Отошел к свету. Не торопясь надрывать, хотел насладиться, как в детстве подарком, полученным к празднику. «А разве сегодня не праздник? Первый боевой вылет. Перепаханная от сброшенных бомб земля, взорванные цистерны, шлейфы дыма, огня, потом — снижение до двухсот метров и второй заход, чтобы в дело вступили стрелки-радисты… Мясорубка. Вот она — настоящая война, которую раньше представлял только со стороны. Видела бы Марта…»

— Ну, что, наслаждаешься, лейтенант? Балуют тебя, — ревнивый голос пожилого механика, которому, наверное, никто не пишет.

Имре еще плохо знаком с ним. Да и желанья нету. Так хочется уединиться. «Имею же я право прочитать письмо любимого человека?»

Имре надорвал конверт, вытащил листок, который показался почему-то удивительно маленьким. Наверное, торопилась отправить. Еще раз заглянул в конверт: как бы там не оставить чего. Стал читать.

«Дорогой Имре!» — словно услышал голос Марты, и сердце облилось чем-то горячим. Перечитал: «Дорогой Имре! Я вышла замуж…»

Что-о-о?!

Глазам своим не поверил, снова перечитал: «…вышла замуж. Я знаю, что совершаю нехороший поступок, тем более в такое время, когда мы оказались посредине войны. Но кто знает, что произойдет с нами завтра…»

Будто задохнулся, не веря глазам, стал читать дальше:

«Понимаю, что огорчаю тебя, но ты постарайся понять меня. Ты знаешь, у меня больная мама. Ей нужны лекарства и хорошее питание, а люди, как с ума сошли, — хватают все подряд, и цены взлетают, как сумасшедшие. Кто даром поможет в такое (густо зачеркнуто) время? Ты же боялся даже познакомить меня со своими родителями. Да они бы и не одобрили твой выбор.

Я помню тебя, дорогой Имре. Буду помнить всю жизнь. Помню до мелочей вечер, когда мы познакомились… Помню, как мы бродили с тобой по улицам Будапешта, как ты читал стихи. Я никогда не слышала такого обилия стихов и никогда не представляла, как прекрасен мир поэзии. Никогда не забуду тот вечер на озере, когда мы купались, ловили рыбу, варили уху. Я всегда буду помнить ту страшную грозу. Ты порядочный, Имре. Таких, как ты, наверное, очень и очень мало. Ты мог бы воспользоваться той ночью, той близостью… Теперь я могу признаться, что дрожала я не от холода. Я была готова быть твоей. Но ты, как глубоко порядочный мужчина, сдержал себя. Я видела, чего тебе это стоило.

Ты был уверен, что придет время и я стану твоей, но такого времени… (опять густо зачеркнуто). На войне люди погибают, ты знаешь.

Так получилось, что в первый же день, как только ты уехал, у меня попросил руки один материально надежный мужчина. Я давно была знакома с ним. Он старше меня на пятнадцать лет, нет, не буду врать, на двадцать лет.

Однажды ты спросил: кем я бы хотела стать? Я не ответила. Теперь могу сказать: женой пожилого человека. Смешно? Да!

Ты, наверное, заметишь на бумаге следы высохших слез. Я плачу, Имре. Вот пролетают самолеты над Будапештом. Мне кажется, что в одном из них летишь ты. Когда я слышу звук самолета, я обязательно вспоминаю тебя. И, наверное, это будет всю жизнь.

Не ругай меня. Прости еще раз, если можешь. Ты сильный. Ты переживешь.

Хотела подписать: твоя Марта. Нет, уже не твоя. Прощай».

Имре застыл с письмом в руках, не осознавая, что произошло.

Мимо, дружески подмигнув, прошел Шандор:

— Счастливые люди! Получают письма от любимой!

Имре не понял добродушной шутки. Он даже не расслышал ее. Внутри что-то окаменело. Одна мысль проступила из хаоса: как хорошо, что не успел отправить свое письмо. Хорошо, что не успел…

— Ты не пойдешь в столовую? — Шандор прошел обратно…

— Не, — машинально мотнул головой Имре.

— Пойдем, пойдем…

Шандор по лицу, наверное, понял, что письмо не содержало ничего хорошего. Решил отвлечь товарища:

— Ты не слышал? Русские Берлин бомбили.

— То есть как — Берлин? — опешил Имре. — А как же немцы обещали захватить Москву до зимы?

— Тише, не гони волну… Немецкое радио сообщило, что это англичане пытались прорваться к Берлину, а англичане говорят: «Мы в этот день не вылетали. У нас облачность», — Шандор усмехнулся: — Вот тебе и прогулка в Россию. Теперь нам некогда будет отдыхать, загоняют. Все начальство на ушах ходит.