Дальше фронта

Окончательно же он очаровал своего Автомедона (Прим. автора — мифический возница запряженной четверкой лошадей колесницы, иронически — шофер, извозчик), вручив ему на прощание визитку, велев адъютанту записать фамилию господина Липовкина в блокнотик и как бы невзначай заметив, что владельцу типографии полезно бы иметь собственную бумагоделательную фабрику. Хотя бы ту, что в городе Кондрове Калужской губернии. И недалеко, и качество продукции хорошее.

— Так, Ваше Императорское Высочество!.. Оно ведь!..

— Ничего, ничего! С кредитом, я думаю, мы вам поможем. Я распоряжусь. Лишь бы польза была…

Таким образом, было составлено внезапное счастье еще одного маленького человека. Зато людям не столь маленьким довелось ощутить великокняжеский гнев в полной мере.

Едва лишь умывшись и переодевшись, Олег Константинович потребовал к себе Чекменева, Тарханова и начальника жандармского управления генерал-майора Шувал-Сергеева. Хорошо еще, вовремя князя известили, что есаул Миллер обнаружен живым, уничтожившим почти всю банду и взявшим двух пленных.

— Везите его сюда, немедленно, — распорядился князь.

Но своим охранителям он ничего не сказал об этом отрадном факте.

Медленно раскаляясь, Олег Константинович вначале коротко, но доходчиво изложил канву происшедшего, после чего перешел к оценке личных и профессиональных качеств собеседников, используя весь принятый в гвардейских частях набор нецензурных слов и фразеологизмов.

При таком разносе главное — отнюдь не терять присутствия духа, после наиболее ярких и впечатляющих пассажей вставлять «Есть» и «Так точно», одновременно соображая, что и как будешь отвечать, когда экзекуция вступит в конструктивную фазу.

Чекменеву и Шувал-Сергееву было хоть и неприятно, но более-менее привычно, а Тарханов попал под раздачу

на высшем уровне впервые, и все пытался догадаться, чем процедура может завершиться. Ежели княжеские милости нередко отличались чрезмерностью, так и гнев может вылиться в несопоставимые с виной репрессии.

Утешало Сергея лишь сознание того, что Чекменев, вон, состоит при Местоблюстителе почти два десятка лет, и — ничего! До генерал-лейтенанта дослужился, хотя проколы у него наверняка и раньше бывали. Да взять тот же Пятигорск или Варшаву, чтобы далеко не ходить. Сам же он здесь, можно сказать, сбоку припека. Личной вины или просчета он за собой не видел. Предъявить ему нечего.

Но выслушивать развернутые характеристики, свои и своих родственников, как по прямой, так и по боковым линиям, было тем не менее неприятно.

Гроза, как и подобает настоящей, июльской, хорошо наэлектризованной, кончилась сразу, как только выровнялись потенциалы.

Князь промокнул платочком, пахнущим лучшим «Тройным» одеколоном, вновь начавшую кровоточить царапину, брезгливо взглянул на безнадежно испачканный батист, на продолжавших тянуться по стойке «смирно» офицеров, швырнул платок в мусорную корзину. Лицо его выражало явное сожаление, что не может так поступить с бездарями, навязанными ему жестокой и несправедливой судьбой.

— Вольно, садитесь! — и устало сел сам, положив на синее сукно стола крупные, едва заметно вздрагивающие ладони. — Ты это, Игорь, принеси там… — Олег Константинович движением подбородка указал на дверь соседней комнаты.

Чекменев, ожидавший примерно такого финала, стремительно, но не суетливо скользнул в буфетную, буквально через секунду появился вновь. Тарханов чуть не фыркнул, представив, что при таких скоростях генерал на крутом повороте рисковал лоб в лоб столкнуться с самим собой.

На подносе, наверняка по команде того же Чекменева приготовленном лакеем заранее, помещалось блюдо с бутербродами, тарелка с нежинскими малосольными огурчиками, четыре серебряные чарки и штоф «Несравненной рябиновки Шустова». И на отдельной тарелочке, закаленный до звона, посыпанный крупной солью черный ржаной сухарь.

Как будто ничего и не было только что.

— Вы же, Олег Константинович, даже и пообедать не успели, да и стресс как-никак… — сочувственно и словно бы объясняя причину импровизированного застолья, произнес генерал, наполняя чарки с мениском. (Прим. автора — то есть выше краев, с выпуклостью, держащейся за счет сил поверхностного натяжения

).

— Пообедаешь с вами, — проворчал князь. — Ну ты и льешь! Чтоб глазки не ввалились? — выцедил душистую влагу до дна, ни с кем не чокнувшись. Не тот, мол, случай.

Понюхал, предварительно повертев в пальцах, сухарь. Похрустел огурцом, капризно отметив, что — мягковат.

— А теперь — к делу.

Подразумевалось, что предыдущее — не дело. А так — подход к снаряду.

— Ни спать, ни есть, ни пить вы у меня долго теперь не будете, — пообещал князь, — так что пользуйтесь случаем…

И снова показал взглядом, чтобы — повторить.