Дальше фронта

— Сомневаюсь. Расхождения, конечно, будут, но если так есть — значит, есть. Я считаю свою жизнь подлинной, ты — свою. Наш менее удачливый «тройник» — тоже. И какая нам разница?

— А ты про нашу жизнь что-нибудь знаешь?

— Знаю, — усмехнулся второй. — Ты вот что пойми. Мы с тобой практически почти в одних и тех же обстоятельствах. Я здесь воевал, ты тоже. Я бросил гранаты, что-то там внизу здорово рвануло, контузия и все такое. Пришел в себя, увидел вертолеты, они нас вывезли… Почти как у тебя. С энными поправками. Утром пошел я пива выпить, подсел ко мне мужчина в кремовом костюме…

— Слушай, тебе это ничего не напоминает?

— «Никогда не заговаривайте с незнакомцами»? Как же, как же. Только вряд ли это тот самый случай. А там кто его знает… В общем, побеседовал он со мной на разные интересные темы, после чего предложил несколько изменить свою жизнь, причем в сугубо лучшую сторону.

— То есть?

— Перейти с государственной службы на частную, интересную и прилично оплачиваемую.

— И ты?

— А что я? Наша жизнь, знаешь ли, не в пример мрачнее вашей, и возвращаться домой резонов, признаться, было мало. Ну, заработаю я у ооновцев штук двадцать баксов…

— Не понял.

Второй опять усмехнулся:

— На языке родных осин — двадцать тысяч американских долларов, по курсу на тот момент один к тридцати рублям. Хватит на два года сравнительно приличной московской или питерской жизни. Если взять подержанную иномарку — останется на полтора. Купить квартиру — не хватит. Оклад армейского денежного содержания у меня — чуть больше двухсот баксов в месяц. Перспективы службы — почти нулевые, на гражданке почти то же самое, если в богатую частную клинику не устроиться. Уехать на Запад — заморишься диплом подтверждать. Так что…

— Неужели все так плохо?

— Ну, может, не совсем так, как тебе вообразилось. Жить, конечно, можно. По крайней мере, лучше, чем при большевичках. Веселее, и очередей, наконец, нету.

— Очередей — за чем? — не понял Вадим-1.

— За всем. Но мы опять отвлекаемся. Завербовали меня, короче. Нет, нет, не в израильские шпионы и не в русскую мафию, в международную гуманитарную организацию, вроде былого «Корпуса мира». Ну, ездили там волонтеры-добровольцы в отсталые афро-азиатские страны, кормили, лечили, грамоте учили…

— А вот ты, значит, к нам теперь приехал? Мы для вас, получается, вроде Сомали какого-то? При том, что у вас военврач с хлеба на квас перебивается, а я очень даже обеспечен, если не сказать — богат, — съязвил Ляхов.

— «Не от большой мудрости говоришь ты это», — писал Экклезиаст. Российские реалии — одно, наши дела — другое. Объяснять некогда и пока незачем. И так заболтал ты меня на побочные темы, а времени — в обрез.

— Меня тоже в аналогичной ситуации вроде как завербовали, но совершенно в другом смысле…

— Об этом и речь. В том и заключается моя сегодняшняя миссия. Приободрить тебя и предостеречь. Видишь ли, существует опасение, как бы от избытка впечатлений крыша у тебя не поехала…

Ляхов обратил внимание, что «альтер эго» употребляет много непривычно звучащих выражений, но понимал, что ничего странного тут нет. Другой мир, другие и жаргонизмы. Скорее удивляло, что их русские языки так поразительно схожи в главном.

— Только я-то себя знаю, поэтому за твою психику спокоен. Другое дело, что от избытка впечатлений ты можешь начать себя вести недолжным образом…

— То есть?

— Начнешь поступать не так, как предопределено генеральной матрицей

твоей личности. И тем самым исказишь все направление ваших мировых линий.

— Не понимаю. Точнее — понимаю то, что говоришь, но не понимаю, как я могу сохранить «матрицу», не зная, что она собой представляет. В каждый данный момент я могу поступить так или иначе, и в любом случае буду уверен, что совершаю правильный выбор. А вот теперь, после твоих слов, я попадаю в положение сороконожки, которая вдруг стала задумываться, в каком порядке следует переставлять ноги…

— Видишь, я был прав. Я говорил своему куратору, что выходить с тобой на контакт — рано. Мы ведь умные парни, без лишней скромности, вполне можем обходиться без советчиков. Только нас не спрашивают, увы!

— Может быть, это пока? А там начнут и спрашивать?

— Возможно, очень возможно. Только ты меня все время отвлекаешь, а времени все меньше и меньше. Контакт может прерваться в любой момент, я не знаю, в какой, мне не сообщили, но велели спешить. Так что ты помолчи, сделай милость. — Двойник явно нервничал, очевидно, сам очень хотел сообщить как можно больше, причем чего-то конкретного, а не «беллетристической» информации.

Ляхов это отчетливо понимал, но и сдержаться не было сил. И его двойник был таков же, что совершенно естественно, поэтому, забывая о задании, сам спешил выложить интересующие «альтер эго» сведения. Ну, как бывает, когда встречаются два любителя поговорить, и токуют, размахивая руками и перебивая друг друга, каждый о своем. Только здесь был еще более тяжелый случай.