Дама на асфальте. Мужчина на газоне

Мгновенно оказавшись в прихожей, она вытащила из большого льняного пакета то самое пластиковое ведро, оставившее яркие отметины на бедрах Шурочки.

Шурочка, открыв от изумления рот, уставилась на ведро, затем перевела взгляд на попутчицу, и, близоруко прищурившись, узнала, наконец, в своей скороспелой приятельнице ту самую тетку, с которой дралась на вокзале.

На лице Шурочки отразилась целая палитра чувств, кадры случившегося вновь пробежали перед глазами – зрачки ее то сужались, то расширялись вновь.

Попутчица тут же все поняла и страшно переругалась – ведь ей предстояло остаться на ночь на улице чужого города.

Но присущее тетке чувство юмора победило ярость: обе рассмеялись, одна – над своей слепотой, другая, с осторожностью, над ситуацией, затем выпили мировую.

Рано утром нахалка, на всякий случай, исчезла по-английски, не прощаясь.

На кухне она оставила, в знак благодарности, тарелку с огурцами.

P. S.

И тетка и мама исчерпали свой жизненный путь почти одновременно. Тетка ушла на пол года раньше, я решила поберечь уже не встающую с постели маму и не сообщила ей о смерти тетки. Правдолюбка – Шурочка была не согласна со мной, но, из-за физического отсутствия в этом мире, не могла сказать об этом, глядя прямо в глаза, поэтому явилась к маме во сне и заявила:

– Женя! Я же умерла! А ты даже не знаешь!

Дела собачьи

Во время самоизоляции, связанной с пандемией, я выходила на прогулку ранним утром, парки были закрыты и я гуляла во дворах, позже – вдоль парка Сосновка, и уже при ослаблении режима самоизоляции – в самой Сосновке. Наблюдала за поведением людей, их домашних животных, и птиц.

Каждый день я приносила что-то новенькое из увиденных мной мелочей. Вот этими маленькими мелочами, из которых и состоит наша жизнь, я хочу с вами поделиться.

Из жизни музыкантов

Около своей машины валяется пьяноватый, с виду вполне приличный молодой человек, довольно субтильного телосложения, с театральной бабочкой на шее.

Над ним возвышается крупная, не шуточно беременная жена, которая, медленно произнося слова унылым однотонным голосом, выговаривает ему:

– Ты встанешь, нет? Что ты здесь исполняешь?

Дела собачьи

Идут по проселочной дорожке двое крупных мужчин и увлеченно общаются. Впереди них бежит маленькая шустрая собачка, ее пасть приоткрыта, словно в улыбке, обнажив красный язычок.

Сучка не пропускает ни одного пробегающего мимо кабеля, заглядывая ему под хвост.

Ее хозяин, недовольный легкомысленным поведением своей воспитанницы, вынужденно прерывая беседу с приятелем, обращается к собачке:

– Матильда, это что за дела?!

Из жизни лысух: задать трепку!

Не могу оторвать взгляда от завораживающего вида черных уток с белым клювом и белым пятном на лбу, в народе их называют водяными курицами.

Плывет такая лысуха, и чуть дальше, справа от нее, другая, скорее всего – это семейная пара.

В их состоянии ощущается некая напряженность, волнение передается и мне.

– Чии, – произносит утка.

– Чи, – отвечает ей селезень,

– Чии, – утка,

– Чи, – селезень.

Остановились, прислушались, утка развернулась в обратную сторону, за ней – селезень.

Издалека показалась третья утка, видимо, взрослый утенок.

– Чии, чии, чии, – обрадовался, увидев родителей, и ускорил движение в их сторону утенок.

Ему навстречу устремилась семейная пара.

Подплыв первой к утенку, утка больно клюнула своего взрослого птенца в загривок, чтобы было неповадно теряться.

И уже в полном составе семейство лысух поплыло дальше.

Со мной в детстве тоже такое случалось.

Знаете, мне как-то не хочется больше есть утятины.

Строгая хозяйка

Едет девушка на велосипеде, впереди бежит ее собачка: беленькая, кудрявенькая, черные глазки, как пуговки на белой шкурке.

На перекрестке собачка замешкалась, хозяйка кричит ей вдогонку:

– Налево!

Собачка медлит и рассеянно озирается на хозяйку.

– Ты что, не понимаешь, что такое налево? – в голосе хозяйки слышна угроза.

Собачка вздрагивает своим крохотным тельцем и тут же поворачивает налево.

Утки не клюют с рук

Подхожу к озеру, мое внимание привлекает стоящая на коленях у самого озера бабка, на берегу и у воды собрались утки, бабка замерла с протянутой к ним рукой, в которой зажат большой кусок булки. Бабка смотрит на уток, утки – на бабку, и там и там – недопонимание.

– Утки – не голуби, они не клюют с рук, вы кидайте им булку маленькими кусочками: да помельче, помельче, – обращаюсь я к ней.

На улице не лето, всего-то пару градусов тепла, и меня больше удивило не то, что бабка предлагала уткам полбатона, а то, что она в такой холод преспокойно стоит на коленях на подмороженной земле, а меня, укутанную, знобит.

Масочный режим