— Замысел, безусловно, креативный, — незаметно для него съязвила Люся. — Но, мне кажется, он может существовать и сам по себе, без нас. Без меня и, главное, без Нюши. Ведь вся эта история с дворянскими предками, согласись, вилами на воде писана. Если Ляля похожа на барышню Михальцеву, то это вовсе не означает, что они и правда в родстве. Этого пока еще никто не доказал.
— А какая, в сущности, разница? — возразил сценарист чуть ли не с обидой (как же! недооценили голубчика!) и надул щеки. — Художник имеет полное право на вымысел. (Эх, будь ее воля, она бы сейчас зыркнула по сторонам и в полнейшем обалдении спросила:
В другое время она непременно повелась бы на столь изысканный комплимент, но сейчас падкое на красивые словечки глупое женское сердце окаменело, как у воина перед битвой с лютым врагом.
— Короче, Марк, я настаиваю…
— Ой, извини, — остановил он, — мне пришла эсэмэска со студии. Одну минуту.
За темным окном застыли в пробке на Тверской тысячи желтых и красных огней. Зрелище было красивым, но безрадостным, порождавшим невеселую аналогию: вот и ее так же придавили с двух сторон, и никуда не денешься!
Пока она наблюдала за вечерним транспортным коллапсом, продюсер, нацепив на нос узкие очки, вслед за полученной эсэмэской просматривал и другие поступившие ему сообщения. В очках, сосредоточенный, он выглядел чрезвычайно деловым и серьезным, и Люся нервно заерзала в кресле: что если она не совсем адекватно оценивает Марка? Вдруг он действительно большой киношный воротила и легко может обойтись и без кино о Михальцевых-Васильцевых? То есть если сейчас сказать ему
— Очень мило с твоей стороны, Мар, что ты решил посоветоваться со мной. В принципе, я согласна. — И предельно осторожно перешла к торгу: — Но с одной оговоркой. Про меня можешь сочинять все что угодно. Мне до лампочки. От меня не убудет. Что же касается Нюши, то измени, пожалуйста, все внешние обстоятельства ее жизни, имя, фамилию, род деятельности. Словом, это должна быть не Нюша, а совсем другая женщина. Ткачиха, портниха, повариха… вариантов тьма. А для придания большей романтики ее отношениям с Васильцевым отдай ей, пожалуйста, часть моей неземной, ослепительной красоты. Думаю, рок-музыкант, которого ты планируешь сделать отцом моей дочери, актрисы Ольги Кашириной, не будет в обиде.
Ничуть не смутившись, хитрая бестия Марк, ловко переделавший себя из артиста в бас-гитариста, в сомнении скривился, очевидно, недовольный тем, что его выдающийся замысел не принят безоговорочно на ура, и неохотно кивнул: «Я подумаю».
— Нет, не подумаешь, а сделаешь так, как я прошу. В память о нашей любви. Ну же, Мар, поклянись! — Ох, сколько дешевого бабьего кокетства она вложила в эту просьбу! Самой противно.
— Хорошо, хорошо, клянусь! — рассмеялся он.
Чай остыл, но Люся отхлебывала его маленькими глотками, не спеша, чтобы успеть потрепаться еще и на семейно-бытовые темы. Полюбопытствовав у «папочки», как протекает их с Лялькой совместная жизнь, она поразилась мгновенно произошедшей с ним перемене: красавец мужчина прямо на глазах трансформировался в сердитого, морщинистого, пожилого дядьку. Угрюмость, оказывается, невероятно старит.
— Как тебе сказать…
— Так и скажи, не стесняйся.
Марк помялся, помялся и наконец нехотя сообщил, что отношения с девочкой у него не очень складываются. Характер у нее сложный, ничем не угодишь: театр, куда он ее устроил, — гадюшник, роль, предложенная в кино, — дебильная. Все ее раздражает и выводит из себя. Он-де рассчитывал, что у Лялечки такой же замечательный, легкий характер, как у ее мамы, надеялся, что она скрасит его одиночество, а получилось…
А получилось так, как и предполагала Люся: легкомысленный эгоист-папочка поиграл-поиграл с хорошенькой собачкой, убедился, что собачка ужасно кусачая, и теперь мечтает избавиться от нее.
— Я правильно поняла, что Ляля тебе в тягость?
— О, нет! Как ты могла такое подумать? — прикинулся он оскобленным в лучших чувствах. — Скорее, это я ей в тягость. Честное слово, Лю, это была Лялина инициатива снять квартиру. Мне искренне жаль, что она уехала от меня.