Дама с биографией

В детстве Люсю восхищало Нонкино свободолюбие, и она, младшая, пыталась подражать старшей подружке, но вспышки неповиновения и бунтарства, как правило, заканчивались одним и тем же – горючими пораженческими слезами. И не удивительно: во-первых, характер не тот, а во-вторых, у Нюши особенно не забалуешь. Это вам не прогрессивные интеллигенты Заболоцкие, внешне, может, и недовольные фортелями дочери, но в душе уважавшие ее стремление к равноправию. В результате столь толерантного воспитания получилась раскованная, независимая личность, которая так нравится себе самой, что просто обзавидоваться можно.

…На завтрак, судя по остаткам в тарелке и крошкам на полу, гражданка Заболоцкая, ничуть не переживая по поводу незастегивающихся брюк, лопала макароны с энным количеством масла и сдобный кекс с изюмом. Вместе с макаронами кошмарная неряха вкушала и пищу духовную: кроме жирной посуды на столе кучей лежали раскрытые книги, бумаги с синими каракулями, документы из архива.

Книги валялись и на диване в столовой. И под диваном – на липком, сто лет не мытом полу. На подоконнике красовались миска с шелухой, засохший огрызок яблока, апельсиновая корка с загашенными в ней окурками и бесформенный от времени и стремительно увеличивающихся габаритов когда-то белый лифчик. Представить, как Нонка грызла на подоконнике яблоко, лузгала семечки или курила, не составляло большого труда, но лифчик явно выпадал из логической цепочки, как лишнее слово в детской игре. Если только Заболоцкая не устраивала стриптиз у открытого окна.

Куда же она, зараза, пропала? Полоумная, честное слово! – все сильнее негодовала Люся. В кои-то веки выбралась к этой чуме в гости, а та уже полтора часа шляется неизвестно где! Не говоря уж о том, что Нонке даже в голову не пришло хотя бы элементарно навести порядок перед приходом подруги. Вряд ли она копила грязь нарочно – мол, Люська придет, уберет, – но так или иначе почти каждый раз, вместо того чтобы попивать кофеек и ля-ля-бу-бу в расслабленной позе, Люсе приходилось заниматься уборкой в запущенной донельзя квартире, облачившись в линялый халат, кажется, еще Елены Осиповны и рискуя испортить маникюр. Потому что в отличие от Заболоцкой она, хоть убей, не могла расслабляться в таком бардаке.

Бывшая родительская спальня, превращенная в склад всякого барахла: ржавый мужской велосипед, неподъемный цветной телевизор выпуска восьмидесятых – предмет лютой ненависти, похороненный под гвоздистыми рамками от эстампов и изъеденными молью здоровенными валенками с галошами, подшивки газет времен перестройки, сваленные в углу, – по стилю напоминала интерьер дачи мадам Кашириной лет этак десять назад.

Зинаиде бы Нонку в сватьи, вот был бы классный тандем! Интересно, кто из интеллигенток взбесился бы первой, усмехнулась Люся, контрабандой складывая часть пыльных газет в найденный тут же большой пакет с остатками арматуры от люстры…

Абсолютно не считаясь с чужим временем, Заболоцкая приперлась только в четверть четвертого и вместе с палкой сырокопченой колбасы протянула рекламный проспект пивного бара, где якобы прекрасно провела время, опохмеляясь ледяным пивком после вчерашней водочки, выпитой в гордом одиночестве.

– Ладно врать-то! – рассердилась Люся, не поверив ни единому слову красной, потной, почти бездыханной Заболоцкой, которая упала на табуретку возле двери и, скинув стоптанные туфли, в изнеможении растопырила ноги: «Ой, щас сдохну!» – а потом понесла околесицу, будто кайфовала в пивной.

Смутившись, врушка потрясла для прохлады майку на влажной груди и, наконец, призналась с тяжелым, обреченным вздохом:

– Эх, друг мой Люська, такая со мной приключилась гнусная история! Представляешь, заявляюсь в «Континент», а там моя любимая колбаска стоит аж восемьсот рублей. Только на днях была шестьсот восемьдесят, а сегодня уже восемьсот. Ну ни хрена себе, думаю, какие сволочи! Не скрывая переполняющего душу возмущения, матюгаюсь: …вашу мать, чтоб вам всем провалиться! – и несусь в «Новоарбатский». Прибегаю, а там – девятьсот двадцать три! Я, как женщина сугубо малообеспеченная, естественно, поплинтухала обратно и так, скажу тебе, употела, что если бы не выпила холодного пивка по дороге, то больше бы ты меня живой не увидела. А в этом гребаном баре, знаешь, какие цены? В результате колбаска обошлась догадайся во сколько!

– Догадываюсь. – Злости как не бывало, ее вытеснили совсем иные чувства: острая жалость к нищей Нонке, из-за каких-то несчастных ста рублей готовой мчаться по жаре со Смоленской на Новый Арбат, и неловкость за собственную, ничем особенно не заслуженную обеспеченность. – Водички дать?

– Не, я уже в порядке.