Дама с рубинами. Совиный дом

– Что правда, то правда: в этом глупом маскараде много детского своеволия, но меня он очень позабавил! И, кто бы что ни говорил, я не могла лишить себя удовольствия надеть парадное платье нашей фамильной «белой женщины». Правда и то, что я охотно вступаю в борьбу со светскими предрассудками, хотя знаю, что от такого «государственного преступления» у положительных людей поднимаются дыбом волосы. Поэтому ты прав, дядя Герберт, что прочел мне нравоучение, хотя и иносказательно. Боюсь только, что и теперь твои старания будут напрасны, как тогда, когда ты сердился на мое правописание и произношение французских слов. Пишу я и до сих пор как курица лапой, и мой тюрингский акцент не позволяет мне говорить по-французски с понимающими людьми.

– Ну, ты все преувеличиваешь. Я ничему этому не верю, – сказала, смеясь, тетя Софи. – Поди-ка лучше посмотри, что случилось. – Она взяла с подоконника осколки античной вазы и положила их на стол посреди комнаты. – Я всегда так бережно обращаюсь с вещами здесь, наверху, что до сих пор, слава Богу, ничего не разбила, а этот глупый Фридрих вдруг столкнул вазу с подзеркальника. И побранить-то я его не могла: у бедняжки стучали зубы от страха и он так уморительно подал мне несколько грошей, чтобы возместить убыток, – все, что было у него в кармане. Не знаю, право, сколько дукатов заплатили когда-то за эти глиняные черепки, наверное, безумные деньги, ведь вазу привез из Италии кузен Готгольф, твой дедушка, Гретель.

Маргарита подошла к столу.

– Имитация, да еще и плохая, – сказала она решительно после короткого осмотра. – Выбрось эти черепки, тетя. Любимый кофейный горшок Бэрбэ нисколько не хуже этой вазы.

– Какой решительный тон, в точности как у самого дяди Теобальда, – сказал стоящий у окна ландрат. – Теперь я понимаю, как он должен сожалеть, что с ним нет его верной сотрудницы.

– Сотрудницы? – Ее это даже рассмешило. – Послушного ему духа, его гнома, хочешь ты сказать.

И она бросила осколок вазы на стол.

– Но с чего ты взял, что дядя Теобальд сожалеет о моем отъезде? – вдруг спросила Маргарита.

– Изволь, я скажу тебе. Моя мать получила недавно письмо от тети Эльзы. Твое отсутствие заметно не только в кабинете дяди, но и в гостиной тети, где друзья дома жаждут твоего возвращения. Господин фон Виллинген-Ваковиц пользуется, кажется, особенным расположением?

– Почему ты так думаешь? – Девушка вспыхнула и сердито сдвинула брови.

Герберт продолжал пристально смотреть на нее.

– Хотя бы потому, что в длинном письме тети нет и пяти строк, где бы не упоминалось о прекрасном мекленбуржце.

– Он любимец тети Эльзы, один из немногих дворян, посещающих дом старого либерала дяди, – сказала Маргарита, обращаясь к тете Софи.

Ландрат облокотился о подоконник.

– Так это политическая симпатия, Гретель? – заметил он насмешливо. – Тетя Эльза пишет об этом иначе.

Ее глаза загорелись оскорбленной гордостью, но она сдержала себя.

– Это похоже на какую-то семейную сплетню. Неужели тетя Эльза, такая умная женщина, могла так написать? – спросила она, недоверчиво пожимая плечами.

Герберт тихо, но резко рассмеялся.

– Я по опыту знаю, что все женщины, и умные, и ограниченные, питают слабость к сватовству.

– Пожалуйста, только не я, – запротестовала тетя Софи. – Никогда в жизни этим не занималась.

– Погодите еще хвалиться, фрейлейн Софи. Вам предстоит большое искушение. Господин Виллинген, говорят, красивый мужчина.

– Да, он высокого роста, бел и розов, как цвет яблони, – добавила Маргарита насмешливо.

Герберт не поднимал глаз, старательно рассматривая ногти.

– Главное, он носит такое знатное старинное имя, – гнул он свое.

– Да, конечно, древнее имя, – вновь подтвердила Маргарита. – Геральдики спорят до сих пор, представляет ли странное изображение на поле его герба каменный топор жителя пещер или это часть прялки позднейшего свайного периода.

– Вот так родословное древо! Перед ним спасуют даже наши старейшие дубы, – заметила тетя Софи, подмигнув. – Неужели ты думаешь взобраться так высоко, Гретель?

Глаза молодой девушки лукаво блеснули.

– А почему бы и нет, боже мой? Ведь все стараются в наше время взобраться повыше. Как же мне, девушке, мозг которой, говорят, как и у всех женщин, на восемь лотов легче мозга венца создания – мужчины, иметь собственное суждение и идти своей дорогой? Нет, я не так отважна. Я смело пойду только по протоптанной дороге, следуя за тем, что теперь всеми принято, и не понимаю, почему я должна отказывать себе в удовольствии стать знатнее, стряхнув с себя прах своего происхождения?

– Вот услышат тебя наши старики там, – попыталась напугать ее тетя Софи, показывая на несколько не снятых еще портретов купцов, важно смотревших со стен.

Маргарита, смеясь, пожала плечами, развернулась и собралась уходить, но было уже поздно: Рейнгольд шел по галерее в сопровождении бабушки.

Глава 12

Войдя в гостиную, он отступил назад при виде вышедшей из рамы «дамы с рубинами», которая подошла к столу посреди комнаты и стала с опущенной головой, будто покорно ожидала, что на нее сейчас посыпется град брани и упреков.