Дамнар: Неведение (СИ)

— Сатиром, моя дорогая нововерная, са-ти-ром! Чёртом меня называть, конечно, тоже можно уже несколько веков как, да привычка старая. И в конце концов у меня и имя есть. Оно и человеку приятно, и остальным существам. А то будто бы к скотине какой обращаются, когда совсем без имени — несколько обидно.

— Простите…

— Да полно извиняться! Это я так, для поддержания разговора. Знаешь что? — Багхес хлопнул обеими руками по столу и подался вперед, подмигнув. — А не выпить ли нам с тобой вина? Может, уважишь спасителя, да и хоть побеседуем. Ты тогда давно даже слова благодарности не сказала, когда я твоего любимого от мавки спасти помог. Только сбежала, сверкая… кхм… Какое предпочитаешь?

— Я не пью… Спасибо… За мавку — Есения зарделась, не зная что делать в ситуации. Выходило, что чёрт правду говорит. «Да и неужели худо будет, если поговорят немного?»

— Спасибо, это, конечно, приятно. Но не настолько, как ни к чему не обязывающая беседа за хорошим вином. Будем считать, что это твоя благодарность. Со мной так редко разговаривают! Знала бы ты, как это грустно и скучно. Виноват ли я, что у меня копыта и рога растут, как считаешь? — сатир уже достал откуда-то из одежды бутылку, велел трактирщику подать кружки, и начал деловито разливать.

Есения, не зная, что ответить, приняла пододвинутое к ней вино и попробовала. Говорить с ним ой как боялась, да было очень неловко. Сатир выжидающе уставился на неё, но, не дождавшись ответа, сменил тактику.

— Уж не хочешь говорить, так хоть выслушай…

Багхес говорил много, то и дело подливая Есении вино, казалось, из бездонной бутылки. Иногда давал ей попробовать еще какие-то напитки, более горькие. Удивлялся и хватил, как это она умудрялась пить их не поморщившись даже. Но потом опять переходил к вину, запить… И он рассказывал. Сетовал на то, что древних божеств люди забывать стали. Что нафантазировали не пойми что, например, лошадей рогатых, будто крылатых им мало — и поди, удовлетвори все запросы. Что почти все сами не знаю, что хотят, но все равно требуют, просят и молят. И все равно у кого — лишь бы было, да побольше. Что мир меняется, законы установленные природой тоже ломаются — везде и не успеть, а любопытно.

Есении порой казалось, что сатир ей просто заговаривает зубы. Очень уж бегал его взгляд по помещению. Молчать ей казалось всё более неловко. Тем более, что алкоголь, попавший в кровь, уже ударил в голову, притупляя бдительность и развязывая язык.

— Вот и мне, горемычному, отрыться некому. Все только в спину плюют, рога обломать грозятся. А это, признаться, не самое приятное, что может случиться с организмом. Лишь бы ломать… Никто чинить не хочет. Даже наш клыкастый друг — поначалу беспокоился, а теперь совсем с ним скука.

Сатир замолчал сощурившись, вглядываясь вдаль через трактирное оконце. Есении же припомнился лист из лаборатории и ненароком подслушанный разговор князя с Джастином. Прежде чем она успела что-либо осознать, выпалила, лишь бы нарушить молчание:

— А он что-то всё-таки чинит. Какой-то вессель повредился. Наверное про него он говорил, что первый раз от огня. Переполняется, трещит, а он не чувствует…

— Вот как? Это интересно. Любопытно. Надеюсь, починит и снова сможем продолжить веселье. А теперь прости, моя дорогая, почему-то так долго не пьянеющая красавица, но я вынужден откланяться. Ты уж не говори князю, что мы с тобой тут беседовали. Если мне он только рога обломает, то тебе, боюсь, шею — а она у тебя и так уже из-за него пострадала.

Сатир торопливо натянул капюшон и быстро вышел из таверны, Есения даже попрощаться не успела. Настроение было приподнятым. Язык, как у Траяна после попойки не заплетался, голова не болела, в сон не тянуло — видать, она совсем мало выпила, зато человеку вроде бы легче стало. Хотелось смеяться, пуститься в пляс, обнять всех кто находился рядом.

Очень кстати во входную дверь зашли Олаф с Вилфредом и князь уже в новом одеянии. Увидев троицу, Есения расплылась с приветственной радостной улыбке, не заметив, что все трое уставшие и несколько хмурые. Но теперь, казалось, что ссоры между ними нет. Волки её не заметили, сразу спокойным шагом отправились наверх, провожаемые встревоженным взглядом трактирщика. Князь перевел взгляд на Есю, увидел количество пустых бутылок на столе и две кружки, почти не тронутую похлебку и взбудораженно-радостную девку, раскрасневшуюся в кой-то веки не от стыда, а от спиртного.

— Ты до сих пор здесь? Ну-ка марш наверх! — Сет рыкнул на неё чувствуя, что всё гораздо хуже, чем ей кажется.

— За что серчаете? Я совсем немного выпила!

— Ну да, конечно… Пройдись-ка.

— Господин, тут путник её спаивал нарочно. Подливал из разных бутылей и болтал много. Наверно, намешала. Не наказывайте сильно, — подал голос трактирщик, почувствовавший сочувствие к неопытной девушке.