Дамнар: Неведение (СИ)

С третьим вышла проблема, хоть Джастин и определил сразу, что единственным повреждением на его теле был укус от Князя — никак не хотел к здоровым идти, до буйности. Его тащат, он — назад. Жестами пытаются объяснить, что все в порядке, ему в общую кучу… А юноша руками машет, кричит что-то, обратно к «карантинным» рвется. Уже и селяне из «здоровых» поняли, в чем дело, и стали его к себе зазывать, а он — ни в какую.

«Надо было все-таки больше времени человеческим языкам уделить, никогда не знаешь, какой внезапно пригодится. Плохо помню, чтобы изъясняться». — Хей, хлопец. Что те нать? — Джастин попытался воспроизвести речь, но чувствовал себя при ужасно глупо и беспомощно, от чего начал злиться. Нужные слова никак не хотели всплывать в памяти. Мысленно себе пообещав взять сатира за рога этой же ночью, и подтянуть знания, добавил:

— Здоров! Спокойно иди, — кивком показывая в сторону толпы.

Юноша, снова перебравшийся к карантинным, сообразил, что понимали его по-прежнему плохо, но хоть на контакт начали идти. Стал объясняться, помогая себе жестами:

— Я им говорю, с Есенией останусь! Или её к здоровым тоже ведите! — он подошел к раненой, запуганной девушке и приобнял за плечи, показывая свободной рукой в сторону основной толпы.

— Невеста? — Джастин мазнул взглядом по селянам, и несколько удивился, что за девицу никто больше не пытается заступиться.

После этого вопроса оба, и девка, и парень густо покраснели. Юноша поспешно ответил:

— Сестрица.

— Тьфу, пропасть… Парень, далась тебе эта девка порченая, — подал голос раненый пьяница и сплюнул.

Юноша с разворота двинул ему кулаком в челюсть с такой силой, что мужик оступился и опрокинулся на землю.

— Ну-ка ша! — конец кнута обмотался вокруг запястья Ярца, и Джастин рывком оттащил его от упавшего. Раненая девушка было кинулась к брату, но на неё рыкнул один из стоящих рядом оборотней. Она оступилась, упала на колени и спрятала лицо в ладонях, начав всхлипывать. Наблюдающие за этим действием селяне затаили дыхание, боясь разозлить нелюдей еще сильнее.

«Да что ж такое… Неужели никто кроме этого дуралея не заступится? Да и мужик смотрит злобно. Чую, не доживет девка до полнолуния, если без защитника останется… А к здоровым её тоже не могу пустить».

— Хочешь — оставайся с девкой, токмо не смей буянить, щенок! — рявкнул Джастин, жалея, что приходится обращаться с людьми жестко. Но сейчас никак нельзя было вести себя иначе.

Упавший мужик тем временем встал, вытер рукавом кровь с разбитой губы, стал зло смотреть на девку и парня. Широкоплечий, как бы невзначай, встал между ними, но помалкивал. Пропитой тоже молчал.

Конфликт был исчерпан. Раненых завели в одну из уцелевших изб, вместе с ними зашли двое Волков. Остальных разместили в костеле. Хорошо, что народу было не слишком много: восемнадцать человек всего, учитывая детей — места хватило, охраны много не требовалось. Со скотиной тоже проблем не возникло. Припасов пока хватало — прокормить пленников в ближайшее время труда не составит, а затем — видно будет. Только вот отстроиться придётся заново — на пепелище жить никому радости не доставит.

Две ночи прошли спокойно. На третью, в полнолуние, раненые, кроме Ярца и Есении покрылись шерстью, но навредить никому не успели — в самом начале обращения охранники на подмогу кликнули. Трансформирующихся, как собак за цепи, на улицу вытащили и в заговоренные клетки посадили, чтобы не навредили никому.

Первое обращение — самое сложное для тех, кто Волком не рожден. Страшно, больно, разум улетучивается, память отшибает и о том, кто ты есть, и том, где ты, и кто рядом с тобой. От этого оборотней так боялись всегда, и сразу убить пытались, если в селе или городе такое с человеком делалось. Обернется раненый, себя не помня, покалечит, а то и убьет родных, находясь в ужасе, да и попытается спрятаться в ближайшем лесу. А там… А там уже с утра, когда человеческий облик примет, чаще всего на себя руки накладывает, если его найти и зарубить свои же соседи и друзья не смогли. Разум возвращается, память о первой ночи никуда не исчезает. А люди часто совестливые — жить с кровью на руках не могут.

А кто может, или кому повезло, и никого покалечить не успел, уже потом стаю находят, и сопротивляться горячей крови учатся, и оборачиваться по собственному желанию и усилию, а не по велению полной луны. Потом уже мозги настолько сильно не отшибает — разве что добавляется жажда охоты. И нет, не на людей. Но разве кто из живых будет слушать исповедь проклятых?