Его, четыре недели как открывшим глаза щенком, сунули в мешок и куда-то потащили. Было страшно и очень неудобно. Несущий на весу человек не заботился о том, чтобы его копошащаяся ноша не задевала препятствия. Сначала его притащили в место, где очень резко пахло какой-то травой. На несколько минут мешок развязали. Бородатый человек в длинном белом одеянии, с причудливой высокой шапкой и цепью свисающей с шеи прямо до пуза, осмотрел его, зачем-то водой побрызгал. Тогда Флаум ещё плохо понимал язык людей. Потом уже, спустя много лет по памяти восстановил фрагменты.
— Так вот этот из помета от суки, что к ведьме приблудилась?
— Точно. Он, хоть и не весь черный, тоже может силу бесовскую иметь?
Бородатый нахмурился, задумался:
— Чёрный цвет шерсти не обязателен для ведьминых прихвостней. Особых отметок я на кутенке не вижу, но сомнения гложут. Все-таки, если сука понесла от того ведьмовского кобеля, то и щенки могут быть бесовскими отродьями. Я бы остерегся.
Человек снова засунул щенка в мешок и понес. Через какое-то время размахнулся, щенок испуганно взвизгнул, почувствовав, что отправляется в полет. Удар! А затем вода поглотила его. Жидкость мгновенно попала в нос и горло. Легкие сразу стало невыносимо жечь. Сознание взрывалось снопом болезненных искр. Боль из лёгких перешла в затылок, отзываясь нестерпимой пульсацией. Щенку было не выбраться из западни. И его жизнь в этот день наверняка должна была погаснуть, как вдруг, остатками чувств щенок ощутил, что его узилище очень резко и быстро тянут вверх, и вышвыривают на берег. Ткани мешка затрещали, открывая широкую прореху, из которой хлынула не успевшая вытечь вода. Чьи-то руки развернули его, и стали резкими движениями жать по бокам, выталкивая из легких губительную жидкость.
— Дыши же, ну! — человек убрал руки с боков щенка, и резким движением провел над ним ладонью. Щенок почувствовал странную покалывающую вибрацию по всему телу. До этих пор он еще ни разу не сталкивался с магией. Кровь последовала по венам вслед за движением руки от кончика хвоста к морде. Кутенок обмочился. Сердце, от внезапно изменившегося на мгновение тока крови дало сбой, но справилось, и вновь забилось ровно. Вода резким потоком хлынула из пасти, освобождая легкие и желудок. Слезы потекли, помогая открыть режущие от пресной воды глаза. Он наконец-то смог сделать вдох и закашлял.
Рядом с ним, с явным облегчением, переместился с колен на задницу человеческий паренек, и прислонился к прибрежному валуну.
Щенок продолжал прочихиваться и отплевываться. Вкус и запах сырости, ряски и грязного холщового мешка постепенно замещался запахами осеннего леса. Было очень холодно. Щенок начал отряхиваться, стремясь избавиться от влаги, пропитавшей каждую шерстинку. Вместе с каждой каплей ему хотелось избавиться от страшных воспоминаний. Даже когда вместо брызг с его шкурки летела лишь влажная пыль, щенок никак не мог заставить себя остановиться. Видимо то, как он отряхивался, выглядело забавно, потому что его спаситель весело рассмеялся.
Щенок окончил представление, высунул язык, начал часто дышать и пытаться вилять хвостом, желая отблагодарить незнакомца. Лапки еще плохо слушались и подкашивались. Он перевел взгляд на лицо всё ещё дружелюбно улыбающегося спасителя, и ликование сменилось ужасом. Ладно уж, что у его спасителя были острые клыки, наверное, люди разные бывают, да и у самого щенка и его мамы они были — почему бы нет. Но он расслышал запах крови. Несмотря на то, что запах, исходящий от незнакомца был очень похож на человеческий, и в нем даже чувствовались неизвестные, почти неуловимые доселе щенку природные нотки, навевающие мысли о недавнем лете, которые кутенку сразу понравились. И запах смерти. Только это был не тот запах, который щенок уже знал, как-то учуяв в амбаре дохлую мышь, поедаемую опарышами. Запах шел будто бы не через нос. Он ощущался всем телом обескураженного испуганного кутенка.
От недоумения и испуга щенок стал лаять, поскуливая и пятясь. Задняя лапа наступила на человеческую ладонь. Подскочив от неожиданности, он развернулся в прыжке в сторону распластанного на земле тела. Человек. Глаза сразу увидели алеющие на вороте простой рубахи пятна. Обоняние подсказало, что этот тот самый мужик, который нес его в мешке. И красная жидкость, пропитавшая его одежду, была кровью.
Щенок попятился назад, поджав хвост и поскуливая. Наткнулся на выставленную вперед ногу клыкастого спасителя. Взвизгнул, как ужаленный, и, путаясь в лапах, дал деру в ближайший кустарник.
Высохший вьюнок, щедро обвивающий стволы ежевики и шиповника опутал прорывающееся вглубь тельце щенка сетью. Он пытался крутиться, прорваться — но тщетно. Запутывался всё больше. От безысходности и страха стал жалобно выть.