Дамнар: Неведение

— Уж не ждет тебя братец названый, молодец сердцу милый. И домой дорога закрыта. Одна ты на всем белом свете осталась. Приходи в семью новую, семью добрую. Все вы, русалки, с одной судьбой. Для всех чуждые, никем не любленные. Ни родным, ни самим себе не нужные.

«Вот уж дудки!», — Еся внутренне уже протестовала как могла. — «Я самой себе нужна!», — да и остальными словами водной фейри она уже согласна не была.

— Пусти! — прохрипела девочка, не в силах пошевелиться.

Водяница перестала петь и уставила на девочку своими ничего не выражающими глазами. Озеро не понимало, почему эта девица, как и предыдущие, льющая слезы горючие, не желает упокоиться.

Словно в ответ на беззвучные мольбы девушки о спасении мелькнула большая тень. Две мощные собачьи лапы легли на плечи Есении, и Флаум всем своим весом навалился, роняя ее на бок, на пропитанную влагой землю. Девочка ударилась затылком до помутнения в глазах. Влажный собачий язык начал облизывать ей лицо, снимая морок с ее разума. Все еще оглушенная, Еся стала отмахиваться, с облегчением осознав, что способности двигаться и соображать к ней вернулись. Пес, видя, что она приходит в себя, отошел.

С некоторым трудом и кружащейся головой Еся смогла сесть и посмотреть на озеро. Водяница была на месте. Она немного склонила голову на бок, ее прозрачные губы беззвучно двигались. Пес Князя стоял передними лапами в воде. С его шерсти как с гусиных перьев стекали капли. Он молча, не рыча, вообще не издавая ни единого звука, смотрел на водный дух. Еся могла бы поклясться в тот момент, что они разговаривали, хоть и беззвучно.

— Не понимаю я тебя, пес. Я лишь хотела помочь. Зачем толкнул ее? Ей и так очень больно! — Водяница была в смятении. Пес разорвал связь с девочкой, и не давал вновь до нее дотянуться, а ей явно нужна была помощь.

— Зато я понимаю тебя. Ты знаешь лишь горечь. Люди не такие. У них выбор есть, какими им быть. Иначе она утопла бы, как и остальные русалки, — Флаум на водный дух не злился. За много лет, поведенных в разных мирах, повидав всяких существ. Он знал, что у некоторых из них чувства ограничены природой.

— Но я хотела помочь! Она плакала. Мне жалко ее, — Флаум чувствовал печаль Водяницы. Она действительно хотела помочь, только вот способ она выбрала не совместимый с жизнью.

— Помочь и потопить — есть же разница! — Флаум не злился. Он вообще очень редко испытывал подобные чувства. С духом воды он ощущал родство. Может быть удастся ее переубедить?

— Она живая, твои русалки — нет. Она человек. Добрый человек. Ей жить надо.

— Да как же жить, если сердце болит? — Водяница стала сильнее мерцать в потрясении.

— Да так и жить. Силы найдет, и будет жить. Исправить все можно, пока живой. Мертвой она уже счастливой не станет.

— Она будет спокойна. Зачем ей счастье? — дух воды окончательно запуталась. Ей редко удавалось поговорить с кем-то, похожим с ней по природе. Она знала лишь русалок. Но они уже не могли ей ничего объяснить про жизнь.

— Ты ошибаешься, дух воды. Речи твои ей тонуть помогали. А она остановилась, справилась. Да ты не унималась, — с легким укором произнес Флаум.

— Но она же хочет перестать горевать! — она была уверена, что девушки сами принимают решение. Водный дух не замечала, что как-либо влияет на них. Лишь поет свою скорбную песнь, пытаясь утешить.

Всполохи света протестующего духа ослепляли Есю. Она отвела взгляд и стала пытаться встать на ноги.

— И перестанет. А жалеть тоже можно по-разному. Можно из капкана вытащить, а можно и в омуте утопить. Жалость навредить может, — пес миролюбиво склонил голову на бок, понимая, что хоть какую-то искру сомнения в сознание духа воды заронил. Пройдет время, и может быть русалки в озере будут появляться реже. — Раз хочешь помочь, так помоги. Ране помоги зарасти, течением утопающего на берег вынеси, со дна монету нищему достань, голодному помоги рыбу поймать. Поговорить охота — так речи свои измени, чтоб не утопнуть захотелось, а слезы смыть и искупаться, — пес отвернулся от застывшего в изумлении духа, и подставил свою спину под руку шатающейся девушки. Они начали медленное движение в сторону замка.

Когда девушка отошла на дюжину шагов, и её душевная боль стала отдаляться, Водяница нырнула обратно на дно, продолжая размышлять о разговоре. Она не злилась ни на пса, ни на девушку. Но этот случай пошатнул ее уверенность в действиях. Водяница задумалась. Она воспринимала мир по-своему, он был ограничен берегом. Иногда в озере просто купались и люди, и волки, и тот же пес, но она спала в глубине, где не видно ее мерцания. Просыпалась лишь когда над озером проливали слезы печали. И пытались утопнуть.