Дамы без камелий: письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому

Поскольку книга эта вовсе не о современной проституции, а о том, как жили и продавали сексуальные услуги женщины в Петербурге и Париже конца 1850-х – начала 1860-х годов, вполне исторически правомерно применять именно понятие «проституция» в качестве базового для обозначения сферы сексуального торга, подлежавшего регулированию и в России, и во Франции[4]. Однако когда речь пойдет о конкретных женщинах – героинях повествования, понятие «проститутка» не будет нами использоваться как чрезмерно нагруженное дополнительными негативными (морализирующими) коннотациями, указывающими на нравственные качества субъекта[5]. Вместо него я обращаюсь к «эмическому» (т. е. данному изнутри самого описываемого сообщества) и компромиссному словосочетанию «публичная женщина» и другим более или менее нейтральным синонимам, акцентирующим внимание на предоставлении сексуальных услуг, а не на моральных качествах женщин. Насколько это возможно, я стараюсь минимизировать осуждающий или оценивающий тон в повествовании и избегать распространенных в XIX в. мифов о публичных женщинах как якобы врожденно ущербных в нравственном плане, хотя подобные мифы и окажутся в зоне нашего внимания. При этом выбор такой стратегии отнюдь не означает, что я снимаю с героинь книги всякую ответственность за их поведение и возвращаюсь к дискурсу оправдания и искупления («падшие», «Магдалины XIX века», «погибшие, но милые созданья», «грешницы» – вот далеко не полный перечень выражений, бывших в ходу в XIX столетии как в России, так и в других странах Европы[6]

). Напротив, попытка придерживаться нейтрального словоупотребления расчищает путь к более взвешенному и непредвзятому анализу решений и поступков женщин, вовлеченных в сексуальный обмен, их саморепрезентации и эмоционального мира. Более того, ниже речь пойдет об их агентности (agency) – социологически понимаемой способности совершать выбор в предлагаемых обстоятельствах и действовать самостоятельно[7]. Публикуемые в книге письма предоставляют историку, социологу и культурологу богатый материал для описания и объяснения механизмов вовлечения в проституцию и ее потребления клиентами, которые, разумеется, являются не менее важным элементом системы торговли сексуальными услугами.

Итак, героини этой книги – жительницы Петербурга и Парижа, двух крупнейших мегаполисов Европы середины XIX столетия. В архиве известного русского критика Н. А. Добролюбова (ИРЛИ «Пушкинский Дом» РАН) сохранились письма от публичных женщин, с которыми у него были отношения разной степени длительности и серьезности[8]. Больше всего писем принадлежит перу двух женщин – Терезы Карловны Грюнвальд (Therese Gr"unwaldt) и Эмилии Телье ('Emilie Tellier), оставивших заметный след в биографии Добролюбова. Во второй части книги эти письма впервые публикуются в оригиналах и русских переводах без каких бы то ни было купюр. В дополнение к ним помещены несколько писем других, подчас безымянных женщин, которые оказывали критику услуги сексуального характера (парижанок Сарры, Адель и Марии, а также двух петербурженок – Клеманс и неизвестной женщины). Кроме того, для полноты картины в книгу включены также письма Т. К. Грюнвальд Н. Г. Чернышевскому и Е.Н. и А. Н. Пыпиным (его кузине и кузену)[9]

. К сожалению, за исключением одного письма Чернышевского к Грюнвальд, вся переписка – односторонняя. Письма Добролюбова к женщинам не сохранились (часть его писем и вовсе погибла в пожаре на съемной квартире Грюнвальд еще при его жизни).

Культурная история проституции

Героинь нашей книги Терезу Грюнвальд, Эмилию Телье, Клеманс и других связывает между собой мужчина – Николай Александрович Добролюбов. Его личность традиционно была окружена в истории русской культуры ореолом святости. Многим еще со школы памятны знаменитые строки из хрестоматийного стихотворения Н. А. Некрасова «Памяти Добролюбова» (1864):

Суров ты был, ты в молодые годы

Умел рассудку страсти подчинять.Учил ты жить для славы, для свободы,Но более учил ты умирать.

Сознательно мирские наслажденьяТы отвергал, ты чистоту хранил,Ты жажде сердца не дал утоленья;Как женщину, ты родину любил…