Дань для палача (СИ)

А потом, сняв остатки одежды, Влада сама встала на колени, начала неуверенно облизывать набухшую багровую головку члена, гладить яйца, а меня вело от удовольствия, и подкашивались ноги.

Брал ее на диване, насаживая на член, шлепая по ягодицам, менял позы, кусал соски, девочка кончила еще раз, прежде чем я, как и обещал, излился потоками спермы на ее припухшие от возбуждения половые губы.

Дальше мы ели мясо, пили подаренное Каримом шампанское при зажженных свечах, которые нашел в гараже. Крошка такая забавная, когда выпьет, откровенная, раскрепощенная, но в глазах то и дело проглядывала грусть, а я, как умел, разгонял ее ласками и поцелуями.

Если Славка не выкинет никакого фокуса, то завтра раскручу Комарова на чистосердечное признание, самому интересно, что там мне подсыпали, а потом так ловко все подчистили. Минаев готовился, это я понял недавно, сопоставив только на ясную голову все прошлые события.

Он просчитывал, вел всех нас к своей цели. Все было запланировано: убить Сашку, посадить меня, а на зоне прикончить чужими руками. Там возможностей и попыток было предостаточно, первый год я не вылезал из санчасти, на мне шрамы можно считать по месяцам отсидки, каждый из них помню.

Не вернуть тех лет, канули в пропасть вместе с возможностями и здоровьем, но ничего, я возьму свое, возьму все, что отняли, поквитаюсь с «другом».

Свечи почти догорели, растекаясь воском по столу, красиво. Но Влада была еще красивее, нежная, ресницы дрожат, губы приоткрыты, на безымянном пальце блестит обручальное кольцо.

Как же я сам о детях не подумал, точнее, о том, что совсем не время для них, мне бы на ноги встать, мир увидеть после неба в решетку и тюремных стен. Ложусь рядом, Влада стонет, когда обнимаю ее со спины, прижимаясь к обнаженному телу.

Снова возбужден, в голове легкий шум, непонятно отчего, но шампанское так не должно ударять. Закрыв глаза, моментально проваливаюсь в сон, а он такой яркий, как картинки кино, а я за всем наблюдаю со стороны.

Ресторан, много народу, живая музыка, Сашка Седых сидит напротив, живой, улыбается, показывая свою шикарную улыбку, от которой сходили с ума все бабы. Мы пьем за удачную сделку и не пьянеем, лишь азарт кипит в крови, держимся на нем, и не нужны стимуляторы.

Маринка возвращается, сразу виснет на спине, целует, что-то шепчет на ухо, с ней Славка, они садятся за стол. Музыка играет слишком громко, где-то бьется посуда, мы смотрим в ту сторону. Минаев выкрикивает тост, выпиваем залпом, не закусывая, за нашу красивую жизнь, которая станет еще шикарнее.

Сейчас я вижу каждую деталь, какой узор на скатерти, какого цвета лак на ногтях Марины, она держит бокал с вином, так и не выпив. Меня накрывает туманом, резко ведет в сторону, Седой выкрикивает фразы, не могу разобрать, цепляюсь за стол, задевая нож.

А дальше — руки в крови, ее очень много, не могу понять, откуда она и чья. Всего колотит, кричу, но не слышу голоса, мышцы напряжены, тело сводит судорогой.

Открываю глаза, уже светло, Влада испуганно трясет за плечи, а я не могу дышать, лишь глотаю ртом воздух.

— Данил, Данил, это я, все хорошо… Тебе плохо?

Не испугалась, не убежала, я бы сам ошалел, если бы рядом со мной какой-то мужик стал так чудить во сне.

— Хорошо, хорошо все, иди ко мне.

Прижимаю девушку к себе, начинаю дышать, у нее такие мягкие волосы и пахнут цветами. Обнимаю, молчу, по спине все еще бежит холодный пот, потряхивает. Дурацкий сон, но такой реальный, все до мелочей видел, до того самого момента, когда жизнь стала другой.

— У тебя сейчас сердце выскочит, надо в больницу или таблетку. Есть аптечка?

Улыбаюсь, о чем она вообще говорит?

— Ты моя таблетка, — целую, впиваясь в губы, заваливая Владу на диван, стаскивая покрывало, шаря по обнаженному телу руками.

— Данил… Данил… а-а-а-а-а….

Девушка стонет, когда веду по шее языком, до груди, накрывая сосок.

— Давай покричим, крошка, только громко кричи, как я люблю.

Глава 28. Влада

Наблюдаю со стороны, как адвокат разговаривает с Сафиным. Валерий очень даже симпатичный мужчина, высокий, подтянутый, стрижка, гладко выбрит, светлая рубашка, брюки. В нем чувствуется уверенность, надежность, не то что в некоторых.

Но от одного взгляда на Сафина сердце заходится в бешеном ритме, как вспомню ночь и утро, истому и боль, отдающуюся во всем теле, так краснею. Вот он поднимает голову от бумаг, ведет взглядом по залу кафе, останавливается на мне, чуть склоняет голову и подмигивает.

Выпендрежник.

Но по коже бегут мурашки, я помню, как он меня целовал, как брал, как доводил до нескольких оргазмов, лаская языком между ног, когда я в это же время брала его член в рот. Бесстыже, развратно, порочно. Мне, практически вчерашней девственнице, даже вспоминать стыдно такое.

— Девушка, ваш кофе.

— Да, спасибо, — совсем ушла в воспоминания.

Забрав у бармена кофе, иду к столику, но останавливаюсь от окрика в спину.

— Влада! Ткачева!

Нет. Только не он. Но до боли знакомый голос заставляет обернуться.

Ширяев.