Дань прошлому

В коридоре я наткнулся на адмирала Дубасова, переведенного в Петербург после покушения на него, в котором одно время охранка вначале заподозрила меня. Мы встретились глазами. Дубасов метнул суровый взгляд и прошел дальше. Взволнованный, вошел я в зал, где слушалось дело о грозненской нефти. Иск был предъявлен в 7 миллионов рублей, и одна сторона была представлена москвичами, моим профессором по гражданскому процессу Кистяковским, Игорем Александровичем, и блестящим адвокатом Ледницким, Александром Ромуальдовичем. Противную сторону представляли петербургские адвокаты - Винавер и Шефтель.

Винавер говорил четвертым. Ни красноречие Ледницкого, ни видимость эрудиции Кистяковского, оперировавшего ученическими доводами о купле, прерывающей или не прерывающей договор найма, - "Kauf bricht Miete" и "Kauf bricht nicht Miete", - не произвели никакого впечатления на сенаторов-судей: каждый из них продолжал заниматься своим делом - просматривал лежавшие перед ним дела, позевывал, как будто даже подремывал.

Картина радикально изменилась, когда поднялся очень невысокого роста Винавер. Его речь отдавала польским акцентом. В такт своей речи сдвинутым вместе средним и указательным пальцами правой руки жестикулируя то вверх, то в направлении к судьям, Винавер сразу оживил дремлющих и привлек внимание сенаторов. Они уже не отрывали своих взглядов от оратора, зная, что тут будут не "цветы красноречия", а юридическое существо. Как редактор "Вестника гражданского права", Винавер приобрел широкую известность во всем юридическом мире России - не только среди цивилистов.

И в Особом совещании к Винаверу прислушивались всегда с большим вниманием. Он умел находить подходящие слова и доводы. И даже когда они не убеждали, они всё же доходили до чужого сознания. А в комиссии приходилось иметь дело с самыми разнообразными ходатайствами и протестами, национальными, религиозными, бытовыми. Там, где избранию подлежало меньше пяти членов Учредительного Собрания, установлена была мажоритарная система. Надо было удовлетворить претензии населения занятой неприятелем территории;

русского населения в Финляндии и Бухаре; русских войск во Франции и на Балканах; лиц женского пола иностранного происхождения в замужестве за российскими гражданами и т. п.

Казаки настаивали - и настояли - на том, чтобы казачьи войска, где бы они ни были расположены, были бы выделены в отдельные избирательные участки. В итоге появились такие избирательные округа-"монстры", как Енисейский округ "со включением российских граждан, проживающих в Урянхайском крае" или как Минский - "за исключением частей ее (губернии), занятых неприятелем, и со включением незанятых неприятелем частей Виленской и Ковенской губерний".

Когда разработаны были основные положения закона и так или иначе были удовлетворены - или не удовлетворены - личные самолюбия и партийное соревнование, интерес к Особому совещанию упал. Упала и посещаемость общих собраний и комиссий настолько, что Совещание, по предложению председателя, призвало своих сочленов более усердно выполнять возложенные на них и принятые на себя обязанности. За два месяца с небольшим, (с 25 мая по 2 августа) Особое совещание сделало почти всё главное - оставалось лишь кое-что отредактировать и утвердить последний раздел о выборах в армии и флоте. За всё время я отсутствовал из Совещания дважды по три дня, когда уезжал в Москву на съезд партии и на Государственное Совещание.

В. М. Чернов прислал за мной свой министерский автомобиль и от имени Ц. К. партии попросил меня приготовить к предстоящему съезду доклад о государственном устройстве России, республике, автономии, федерации. Я согласился. Опять-таки многое, что я доказывал 37 лет тому назад, я не стал бы защищать сейчас в прежней форме, - и не только потому, что историческая обстановка и политические условия изменились. Но чтобы понять и оценить мои предложения и аргументацию, необходимо учитывать условия и атмосферу 17-го года.

У всех, и у меня, было резкое отталкивание от всякого единовластия, было опасение, как бы самодержавие не сменилось в той или иной форме единодержавием.

Это был исходный принципиальный пункт. Но, кроме того, была и партийно-политическая тактика, которая не дозволяла повторять то, что рекомендовали другие конкурирующие претенденты на водительство, - и меньше всего плестись в хвосте за нереволюционными и несоциалистическими партиями. Этим объясняется, почему из трех возможных типов государственного устройства американского, французского и швейцарского, я остановился на последнем, внеся в него ряд существенных изменений.

Американская форма правления в России 17-го года не увлекала никого. Никто не рисковал предложить России порядок, который был установлен в последней четверти 18-го века в силу специфических условий заморских колоний Англии.