Дань псам (ЛП)

Хотя суть в том, что миром успеха правят только удача и неудача. Привилегии рождения, внезапная гармония сил, нарушение равновесия шансов, в котором позже видят улыбку фортуны. О, все они станут возражать — «любой может» — станут славить талант, мастерство и острый ум, как будто всё это играет важную роль. Но Чаллиса убеждена: даже бедняки, отверженные, зачумленные и осужденные могут обладать острым умом и талантами — и что из того? Они бегут за несуществующей удачей, и награды ускользают из их рук.

Слуги кланяются, скрывая, что они даже физически ничуть не ниже господ. Разве не доказательство непрочности любого превосходства?

Она открыла двери и величаво вошла в гостиную. — Советник Лим, вас бросили здесь одного? Никто не потрудился поднести напитки? Какое безобразие…

— Я отослал слуг, — оборвал он. Она увидела на его лице странное выражение, следы борьбы противоречивых и опасных чувств.

— Вы даже не налили себе вина. Позвольте мне…

— Нет, спасибо, Госпожа Чаллиса. Хотя вам, возможно, и следует выпить. Да уж.

Он встал, выбрал графин и бокал. Она смотрела, как льется в хрусталь янтарное вино, как переливается через край. Наконец он выпрямил графин. Еще миг смотрел на бокал… и повернулся к ней. — Госпожа Чаллиса, у меня ужасные новости.

«Тогда почему ты чуть ли не смеешься?» — Ах. Говорите же, Советник.

Он сделал шаг. — Чаллиса…

Она тут же поняла: что-то не так. Слишком он возбужден новостью. Алчет увидеть, как она ее воспримет. Сегодня его не тело интересует. А она вышла полуодетая, как пьяная шлюха. — Извините меня, — сказала она, отступая и поприличнее запахивая наряд.

Он едва ли заметил ее движение. — Чаллиса. Горлас убит. Твой супруг мертв.

— Убит? Но он за городом, в лагере шахтеров, он… — тут она замолчала, поразившись, как быстро неверие становится уверенностью.

— Убит прямо в лагере, — сказал Лим. — Это был контракт? Не понимаю, кто мог… — И тут он замолчал, устремив на нее острый, пронизывающий взгляд.

Она не готова была услышать прямой вопрос, так что пошла за бокалом, подняла, не обращая внимания на то, что расплескивает вино, и выпила.

Он сдвинулся в сторону и все так же молча смотрел на нее.

Чаллиса ощутила головокружение. Думать стало трудно. Чувства и подозрения, истины и страхи обгоняли друг дружку — ей тяжело было дышать.

— Чаллиса, — прошептал Шарден Лим, вдруг подходя совсем близко. — Были другие пути. Ты могла бы придти ко мне. Если всё выплывет наружу, тебя вздернут… ты понимаешь? Падет твой отец… весь Дом Д’Арле. Сам Совет содрогнется до основания… Дыханье Худа, Чаллиса! Если кто-то откроет истину…

Она поглядела на него и сказала ровным тоном: — Какую истину? О чем вы, Советник Лим? Моего мужа убили. Надеюсь, вы и Совет откроете расследование. Ассасина следует найти и наказать. Благодарю, что приняли на себя нелегкую обязанность, известили меня. А теперь прошу вас уйти. Уже поздно, господин.

Он смотрел на нее словно в первый раз. Потом отступил и потряс головой. — Я даже не подозревал, Чаллиса, что ты такая…

— Что я какая, Советник?

— Может… ах, то есть… вы вправе потребовать место в Совете. Или назначить кого-то по собственному усмотрению…

— Советник Лим, эти вопросы могут подождать. Вы такой бесчувственный. Прошу, покиньте же меня.

— Конечно, Госпожа Чаллиса.

Когда он ушел, она не пошевелилась. Кубок все еще был в руке, пальцы перепачкались липким вином.

Расследование. Да, оно будет тщательным. Допросят слуг. Откроются неприличные вещи. Сам Шарден…. да, он, наверное, уже спешит не домой, а в имение Орра. Бежит по улицам в растущем отчаянии. Думает, как скрыть следы.

Но ее это не заботило. Судьба Шардена Лима не имеет значения.

Получилось. Она получила именно то, на что рассчитывала, именно то, о чем молилась. Для себя. Для них. Нет, нет, для нее.

Он убил ее мужа. Потому что она попросила. Почти наверняка его повесят. Шарден станет произносить речи, указывать пальцем, чтобы все смотрели не на него; обвинение запылает убийственными подробностями. Что до нее… ну, ее представят глупой молодой женщиной. Она играла с низкорожденным, совершенно не понимая, сколь порочными могут быть подобные твари, если кто-то или что-то встает у них на пути. Особенно когда любовь становится вожделением. О, она-то играла, но юный негодяй понимал все совсем иначе. Отныне ей придется жить с мыслью, что порожденная скукой игра довела супруга до гибели. Бедное дитя.

Отец придет за ней, ибо такого рода отцы делают именно так. Он возведет вокруг непроницаемую стену, лично встанет на защиту каждого проема, каждого бастиона. Грудью встретит кинжалы любопытства. Он будет мстить, яростно, и вскоре пронырливые скептики научатся держать рты на замке, если не хотят потерять голову.

Она станет оком бури, и на нее не упадут капли дождя, ее не коснутся порывы ветра.