Дань псам

Она расслышала на лестнице шаги мужа. Наконец-то решил облагодетельствовать ее своим обществом, хотя после целой ночи пьянки будет невыносим. Как все мужчины, будет топорщить перышки, хвастаться, гордиться собой… Она плохо спала и теперь, говоря правду, не в настроении его принимать. Да ведь она уже довольно давно не в настроении, вдруг потрясенно поняла Чаллиса — и торопливо встала, удалившись в личный будуар. Прогулка по городу успокоит нервы. Да, побродить без цели, поглазеть на оставшийся после ночного праздника мусор, позабавиться, следя за людьми — тусклые глаза, небритые физиономии, слабое ворчание затухающих споров…

Она сможет позавтракать на террасе одного из самых элегантных ресторанов — возможно, в «Кесаде» или «Овальной Жемчужине», откуда виден Парк Бортена. Слуги будут выгуливать там собак, няньки толкать колясочки, в которых среди тонких шелков и ватных подушечек нежится новое поколение привилегированных горожан.

Там, за свежими фруктами и графином изысканного белого вина — а возможно, и за кальяном — она станет наблюдать за суетой жизни внизу, уделяя лишь мимолетное внимание и собакам, которых она не хочет, и детям, которых у нее нет и, скорее всего, не будет, если вспомнить о пристрастиях Горласа. Мимоходом, забавляясь, подумает о родителях мужа, их нелюбви к ней — убеждены, что она бесплодна, нет сомнений, но разве женщина может забеременеть сама от себя? И о своем отце, недавно овдовевшем, о грустных глазах и улыбке, которую он выдавливает при каждой встрече. Снова подумает, что нужно бы отвести его в сторонку и предупредить — но о чем? Да, о муже, Хануте Орре и Шардене Лиме, их общих делах. Им снится схема великого триумвирата тиранов; наверное, они уже планируют осуществление своей мечты. Но ведь он же рассмеется, не так ли? Скажет, что все молодые члены Совета одинаковы, пылают амбициями и великими замыслами; что их возвышение — лишь вопрос времени, оно неостановимо, словно морской прилив, скоро они сами поймут это и прекратят разрабатывать бесконечные планы захвата власти. Терпение, скажет он ей, это добродетель, приходящая последней. «Да, зачастую слишком поздно, чтобы иметь хоть какую-то ценность, дорогой отец. Погляди на себя, на жизнь, проведенную с женщиной, которую ты никогда не любил. Сейчас ты наконец освободился — чтобы обнаружить, что уже сед, сутул, спишь по десять звонов каждую ночь…»

Такие и подобные мысли тревожили ее, пока она освежалась и выбирала наряд. Она слышала, как Горлас сел на кровать в своих покоях. Без сомнения, стягивает сапоги, отлично зная, что она тут, в крошечной комнатке. Но ему все равно.

Что же предложит ей Даруджистан в столь солнечный день? Ну, она скоро увидит, не так ли?

* * *

Она отвернулась от собравшихся во дворе учеников, скользнула по нему глазами и осклабилась: — А, ты…

— И это твоя новая поросль, да? Сладкое лобзанье Апсалар, Стонни!

Ухмылка стала кривой гримасой; Стонни ушла в тень колоннады, где уселась на скамью под аркой, вытянула ноги. — Я не отрицаю, Грантл. Но я кое-что заметила. Сынки благородных поначалу приходят ленивыми, слишком толстыми и равнодушными. Искусство меча — это что-то, навязанное отцами и столь же скучное, как уроки игры на лире или счет. Почти все не способны удержать учебный клинок полсотни ударов сердца кряду. Я рассчитываю, что за восемь месяцев они едва-едва перестанут отличаться от ходячих соплей. Сладкое лобзанье Апсалар? Да, я согласна. Это кража, точно так.

— Вижу, ты хорошо научилась красть.

Женщина провела рукой в перчатке по правому бедру: — Новые лосины. Ну разве не роскошь?

— Поразительная.

— Черный бархат на старушечьих ногах так не играет.

— И на моих тоже.

— Чего хотел, Грантл? Вижу, полоски наконец-то поблекли. Я слышала, ты прямо сиял, когда вернулся.

— Катастрофа. Мне нужно сменить работу.

— Не будь смешным. Эта — единственная, в которой ты хоть что-то смыслишь. Болванам вроде тебя нужно быть в поле, прокладывать путь, рубя толстые черепа бандитов и прочей дряни. Когда ты начал задерживаться в городе, я поняла: городу несдобровать. Но так уж случилось, что мне нравится здесь жить, потому чем скорее ты снова выйдешь на тракт, тем лучше.

— Я тоже скучал по тебе, Стонни.

Женщина фыркнула.

— Бедек и Мирла хорошо поживают, кстати говоря.

— Дальше не надо.

Он вздохнул и почесал лицо.

— Я сказала, Грантл.

— Слушай, все, о чем я прошу — короткий визит…

— Я посылаю деньги.

— Неужели? Первый раз слышу. Бедек ни разу не рассказывал. Судя по тому, как они живут, посылаешь ты слишком мало или слишком редко.

Стонни сверкнула глазами: — Цап встречает меня у дверей, деньги передаются прямиком ему в руки. Уверяю, Грантл. Да как ты вообще смеешь? Я официально оформила усыновление и, черт дери, ничем им ни обязана.

— Цап. Ну, похоже, это все объясняет. В следующий раз попробуй отдать Бедеку или Мирле. Кому угодно, кроме Цапа.

— Ты хочешь сказать, мелкий дерьмец крал деньги?